Утром, когда Антон уехал, как всегда, будто бы ничего не случилось, Галина решила набрать побольше продуктов из холодильника. Кто знает, расплатятся с ней окончательно за работу или нет. А ей еще у Маркина нужно будет что-то есть. Да и американцев подкормить нужно. Принципиальность не мешала ей быть прагматичной – крестьянская привычка не забывать о еде ни при каких обстоятельствах.
Сема весело помогал, приговаривая:
– Well done.
Красть и убегать – старинная детская забава, страсть беспризорников.
В процессе угощались вкусненьким. Радость от предстоящего приключения переполняла их обоих. Галя представляла, как вечером Антон обнаружит пустой дом и записку. Что же ему написать?
«Семен уже все понимает, и обо всем может рассказать», «Если с вами не разговаривает ваш сын, это не значит, что он совсем не говорит!» Логика была такая: пусть теперь боится своего ребенка, ему-то рот не заткнуть.
Довольно нагло. Гале хотелось ударить Антона побольней, наказать его за всех мужчин, которым наплевать на своих детей. Есть ли другие, она не знала, но в глубине души была уверена, что есть, и немало…
В ожидании Маркина заглянула в электронный ящик и обнаружила там такое же агрессивное, но совсем противоположного свойства письмо от Полины:
«Галя, непонятно, почему ты свое возмущение вылила на Антона.
Няня или психолог – это не те люди, которые могут диктовать, кому кого и как любить.Скорее тебя задело, что они не беспокоятся о сыне. Мать улетела отдыхать с любовником. Откровенно развлекается и отец. Но я вынуждена напомнить, что ты там без права на работу и прочих прав. В чужой монастырь со своим уставом. Слабая позиция. Что ты можешь сделать? Ты и так сильно повлияла на Сему, помогла ему заговорить. Но это их ребенок. Не хочешь же ты, чтобы его отобрали у родителей? Тогда и Светочку можно отнять у вас с Сергеем, если уж на то пошло: мама непонятно чем занимается в Америке, а папа делает вид, что ребенок его не касается…»
Галю это письмо и отрезвило, и задело. Поля становится кусачей…
Поразмыслив, решила, что лучше написать записку Наде:
«Надя, мы с Семой у моих знакомых. Извини, с Антоном под одной крышей не могу. Сема скучает по маме. Говорит по-английски! Это главное. Звони».
Вот так будет лучше. Сами пускай разбираются.
Она восприняла укор Поли как призыв вернуться домой. Да, нужно возвращаться. Вот отдаст Сему родителям и вернется в Москву, ни с чем, но хоть ребенок не будет страдать, да и с беременностью легче дома разобраться.
А напоследок сделала еще один звонок:
– Стив, я хочу на океан. Пожалуйста…
Может она себе позволить хотя бы это? Пусть будет такая история в ее жизни: она полетела на другой конец Земли, чтобы посмотреть на океан. Грандиозно!
Смыть лавину недавних впечатлений мог только океан.
Маркин заехал раньше, взволнованный и торжественный. Как будто его позвали на церемонию вручения «Оскара». Щегольски одет, с шейным платком, гладко выбритый, волосы уложены – как в Голливуде. Он старался быть неотразимым и галантным. И производил впечатление.
Всю дорогу молчали. Вызвав раздражение подруги, Галя не хотела портить настроение еще и Алексею, который, сам того не понимая, всем своим видом наводил на мысль о гомосексуализме. Галя только косилась на его платок. Она ничего не знала об этой области мужской жизни и предполагала, что изнанка еще хуже лицевой стороны.
В мастерской Сему усадили рисовать, но даже получив кисти, краски и бумагу, мальчик продолжал озираться по сторонам.
– Почему он оглядывается? Боится? – Алексей хотел, чтобы его гости чувствовали себя как дома.
– Он ищет телевизор. Привык смотреть. А люди для него – фон. Обычно бывает наоборот. Сема перепутал фигуру и фон. Мне моя подруга-психолог объяснила, – сообщила Галя, раскладывая добычу в холодильнике.
– Первый раз вижу такого ребенка, – не отрывал художник глаз от мальчика, будто хорошо разбирался в детях, и добавил сочувственно: – Я его понимаю. Мне кажется, я и сам был таким. Вернее, не таким, как все. Это ад.
– А ты мог бы с ним заниматься иногда? Я больше не могу быть его няней, но оставлять Сему без занятий нельзя. Я тебя научу психологическим приемам, как лучше с ним разговаривать. – Галя набралась у Полины речевых оборотов. – Одно плохо – ты по-английски не говоришь.
– А ты? Ты что будешь делать? Что происходит?
– Я поссорилась с его отцом.
Маркин побелел и процедил:
– Понятно.
– Он – голубой, – продолжила Галя.
Алексей ощетинился.
Она спохватилась, обняла по-дружески за плечи и прошептала, чтобы Сема не слышал:
– Дурак ты, Маркин. Я это знаю не потому, что я к нему приставала, а он отказал. Он целовался с мужчиной, а я их застукала. Собственно, все равно с кем. Не с женой. Да и вообще… Это неприятно. Шок, наверное. Если бы меня предупредили…
Она запуталась. Поля права – какая разница, кто с кем… Но Галку уже задела эта история. Ее трясло от воспоминаний.
– Знаешь, чужая любовь как-то очень дергает, мучает. Как зубная боль. Что это – зависть? Может, я просто завидую тем, кто любит так, как в голову взбредет? – пыталась она объяснить свою реакцию, протест, бегство.
– Может, это ревность к чужой жизни? – предложил он свою версию.
– Всем хочется любви. Хоть какой-то, хоть капельку… – согласилась Галя.
– По-моему, всем хочется невозможного. Иначе почему же то, что рядом, не ценится, и нужно лететь через океаны, чтобы искать там своего человека? – Маркин хотел получить от Гали ответ на волнующий его вопрос: кто она в его жизни?
– Хочется чего-то особенного, – оправдывалась она.
–
Сумасшествие – это не любовь. –Художник стал резать салат, потому что намеревался кормить беглецов на свой лад.
– Ты считаешь меня сумасшедшей? – удивилась Галя. Вот уж кто бы говорил. Да она самая здоровая женщина во всей Америке!
– Конечно, – заверил он ее.
–
Женщине нужно иногда совершать путешествие, прыжок через голову, чтобы потренировать, проверить свои инстинкты. Иначе мы одичаем в городах, потеряем нюх и не сможем рожать и воспитывать детей, – вот такой манифест современной женщины.
– Ты все же решила родить? – спросил Алексей. Он отправил в рот целую ложку салата, чтобы попробовать, и, кажется, с таким же аппетитом готов был смаковать и саму Галю, и ее интимную жизнь.
– Не знаю. Мне пока не было ответа. – Она знала, что решение должно вызреть, а на это нужно время и определенная череда действий и размышлений.
– От кого же ты ждешь ответа? – Маркин не мог прямо спросить, но все-таки его интересовал настоящий отец ребенка.