— Они пошутили!
— Пошутили, да?
— Точно!
— А вы на самом деле не обиделись на нас за вчерашнее? — с застенчивой улыбкой спрашивает старшая медсестра.
— Успокойтесь, Ульяна Дмитриевна, с чего вы взяли? Все было на уровне!
— Ну, мало ли?
— Все нормально, и оставим эту тему в покое!
— Просто народ переживает: наговорили, мол, вчера под это дело доктору, а он теперь возьми и не вернись обратно! Не обижаетесь ведь?
— Не обижаюсь.
— Выходит, приедете? — Она широко раскрывает глаза.
— Ну, это уже против всяких правил! — смеюсь я. — Удар ниже пояса! Пока не знаю!
— Значит, точно не приедете! — вздыхает старшая медсестра.
Я ни в чем ее не разубеждаю, а иду делать свой последний обход, после чего торжественно передаю своих пациентов Ивану Ильичу. Последние часы перед поездом я провожу в ординаторской: общаюсь «за жизнь» с докторами и Ульяной Дмитриевной, что заглянула к нам на огонек.
В половине второго в последний раз прощаюсь с коллективом, но перед этим заглядываю в кабинет старшей медсестры, где до сих пор корпит над последними историями болезней доктор Васильева.
— Зинаида Карповна, до свидания! — Я смотрю ей прямо в глаза.
— Ой, Дмитрий Андреевич, а вы уже все? Уезжаете? Все? Завершилась ваша командировка? — оживляется бывшая заведующая и отводит глаза в сторону.
— Все, финиш! Уезжаю, — киваю я и выхожу наружу.
Меня выходят провожать все, кто дежурил в тот день в отделении. Особенно тепло я расстаюсь с раздатчицами: благодаря их заботам не умер с голода. Без двадцати два уже сижу в машине Григория Петровича: он любезно согласился подбросить меня до железнодорожного вокзала. Иван Ильич вызывается проводить нас.
Поезд, на удивление, приходит вовремя. Мне отчего-то казалось, что он обязательно опоздает, как принято в нашей стране.
— Ну, Дмитрий Андреевич, рад был с вами познакомиться и поработать под вашим чутким руководством, — произносит Григорий, когда мы выходим из автомобиля. — Вот и опять хорошая погода установилась. Когда вы приехали, она наступила, и вы уезжаете — снова солнце выглянуло. А ведь почти неделю хмарило!
— Спасибо, что поверили в меня и помогли вернуться на отделение, — говорит напоследок Иван Ильич. — Если б не вы, я до сих пор гнил бы в этой долбаной поликлинике!
— Не любите поликлинику?
— Да кто же ее любит? Ладно, давайте прощаться, а то еще, чего доброго, опоздаете. Про переезд не спрашиваем! Решитесь — значит, отлично поработаем вместе! А нет — так мы не в обиде! Все всё прекрасно понимают: Питер далеко не Карельск.
Мы крепко обнимаемся, и я направляюсь к поезду. Иду и специально не оборачиваюсь, чтобы ребята не видели, какая гамма переживаний в этот момент отражается на моем лице. Мне очень хочется вернуться назад, и лишь усилием воли я заставляю себя идти к поезду. Пора ехать в Питер!
Глава 23
Добравшись до дома, я отомкнул ключом дверь и вошел в квартиру: вояж завершен. Можно спокойно вздохнуть и расслабиться, правда, ненадолго. Позвонил на работу и выяснил, что уже первого сентября, в воскресенье, мне нужно явиться на службу, причем сразу же ответственным хирургом. Ну, мне не привыкать к тяготам хирургической жизни. Отпуск прошел плодотворно: я и сменил обстановку, и помог коллегам с периферии, и начал писать эту книгу.
Два дня до дежурства промелькнули как один день. Вроде бы только вчера слез с поезда, а сегодня уже нужно выходить на дежурство. Я проснулся довольно рано: в шесть часов утра. Погода за окном не сулила ничего хорошего. Типичный питерский пейзаж: затянутое свинцовыми тучами небо, в воздухе легкая изморозь, на улице мелкие лужи и неизменная слякоть.
Без двадцати восемь вышел на улицу, поежился — уже не лето — и двинул в сторону метро. По пути никто не попался: сказывается выходной день. Так, в гордом одиночестве, огибая многочисленные лужи, дошагал я до подземки. Только тут и кипит жизнь: стайка подвыпивших студентов обоего пола, глупо хихикая, вынырнула из дверей метро и, разбрызгивая лужи, скрылась в ближайшей подворотне.
В вестибюле метро стояли суровые стражи порядка и зорко следили за проходившими сквозь турникеты пассажирами: сказывается приказ о борьбе с терроризмом. На меня полицейские не обратили внимания, лишь ленивым взглядом скользнули по физиономии. А вот шедших позади меня пятерых узбеков всех прогнали сквозь металлоискатель.
В вагоне метро пассажиров немного: в основном гастарбайтеры, спешащие на работу. Для них выходных нет, они здесь, чтоб деньги зарабатывать, а потому и суббота и воскресенье для них — трудовые будни.
На службу я прибыл за полчаса до начала смены. Поднимаясь по лестнице на свой этаж, обратил внимание на знакомый бардак: грязный, заплеванный пол в приемном покое, всюду какие-то кровавые тряпки и ватки, между этажами окурки и пепел, на лестнице мятые банки из-под пива, коробки из-под вина. Воскресенье, санитарок нет! Придут завтра рано поутру и уберут все с превеликими матюгами. Да, это вам не Карельск с его ежедневной влажной уборкой больницы дважды в день!
Не торопясь, я переоделся и отправился принимать дежурство. В хирургической смотровой царит все тот же хаос, что и месяц назад. В помещении витает едкий запах перегара и немытых ног. В углу, на кушетке, покоится тело человека с грязными носками и в обмоченных штанах, одетого в солдатскую куртку цвета хаки.
— Мест в больнице нет! — вместо приветствия сообщил уставшим голосом Антон Иванович Пронов, старший хирург предыдущей смены. — Вот, оставляем вам Пашу, — он показал на тело в углу, — алкогольный панкреатит. Ждем анализы.
— А когда Пашу привезли?
— Час назад, так что анализы пока в работе. Потом сами примете по нему решение!
Паша не подавал никаких признаков жизни, но дышал ровно и спокойно, выдавая запах только что принятого спиртного. Свежак!
— А вы его, Антон Иванович, осматривали?
— А как же! — без особого энтузиазма в голосе ответил Пронов.
— А это что? — извлек я из-за Пашиной пазухи наполовину початую бутылку водки калибром 0,7 литра. — Как же вы ему живот пальпировали, если пузырь с водярой не заметили?
— Дмитрий Андреевич, — взмолился Пронов, — почти шестьдесят человек за смену приняли! Всю ночь оперировали: шесть операций! Черт с ним, с этим Пашей! Анализы взяты — и ладно!
— Ладно так ладно! — вздохнул я. — Только он у вас тут, похоже, просто пьяный лежит да слюни пускает. «Скорики» написали «острый панкреатит», чтоб с блоком не морочиться, а вы не проконтролировали!
— Дмитрий Андреевич… — опять открыл рот дежурный хирург, намереваясь оправдываться.
— Все, Антон Иванович, идите! — махнул я ему рукой. — Считайте, что дежурство сдали! Я теперь сам разберусь, что тут к чему!
