Я пообедал в сквере, на скамейке. Это создавало иллюзию того, что у меня нормальная работа. Меня окружали девушки и мужчины, работающие в Сити, красивые в своих белых рубашках, костюмах в полоску и юбках-карандашах. Чувство корпоративной солидарности — это первое, исчезновение чего замечаешь, когда переходишь на надомную работу. Поймите меня правильно: мне нравится спать допоздна и приобщаться к новостям посредством «Райт стаф» — туда я всегда обращаюсь в первую очередь, если мне требуется узнать мнение Антона дю Бика о том, что происходит в мире, и потом выдать его за свое. Я привык обедать, смотря сериал, а потом обдумывать планы своего продвижения в нашей газете, но когда наблюдаю за тем, как всевозможные сослуживцы сидят вместе за салатами из кафетерия «Маркс и Спенсер», когда слушаю их понятные только своим шутки, злые сплетни и обмен всяческими «да-что-она-себе-позволяет» и не совсем искренними предложениями провести вечер пятницы в баре «18», то я чувствую, что мне чего-то не хватает. Мне нравится смотреть, как компании служащих выходят покурить из офисных зданий, как они смеются и делят одну сигарету на двоих. Люблю наблюдать за тем, как они приветственно кивают охранникам по утрам и не замечают их, когда в шесть вырываются на свободу.
Я скучал не по учебному процессу. Никогда не думал, что я такой уж великий педагог. Это не так просто, как кажется. И не то чтобы я был интеллектуалом. Если бы я был одним из моих учителей, то описал бы себя так:
«Отношение к работе: соответствующее.
Способности: увы.
Общее впечатление: не без того».
В основном проблема была в детях. Работа меня устраивала, а дети — нет. Сначала я пытался как-то изменить ситуацию, но вскоре оставил эту затею.
На той неделе я невольно подслушал один разговор. Я стоял на платформе на станции «Эссекс-роуд», и справа от себя уловил знакомый голос. Это оказался Мэттью Фаулер, парень, которого я учил в первый год своей работы в Сент-Джонсе. Он вскоре покинул школу, чтобы оставить свой след в мире, но перед этим наследил в школе — едва не выбив компасом глаз ученику на год младше его.
Вот он стоит, разговаривает по мобильнику. На нем капюшон, надвинутый на глаза, спортивные брюки, на руке жуткого вида синяк. Я инстинктивно отвернулся от него и уткнулся в газету — вчерашний выпуск «Метро», если быть точным. Только не говорите об этом Зои — за такое она может и уволить. Не знаю, зачем я спрятался. Он все равно бы меня не узнал — думаю, в свое время я произвел на него куда меньшее впечатление, чем он на меня.
Послышался еще один голос — на этот раз незнакомый:
— Мэттью! Черт, сто лет тебя не видела! Как твоя мама?
— Нормально, — ответил он.
— Ты женат?
— Не… — пожал он плечами.
— Не женат? Сколько тебе лет?
— Двадцать один.
— Двадцать один? — повторила она, не веря своим ушам. — Тогда у тебя точно есть ребенок.
— Ага, десять месяцев.
— Тьфу, блин! — выдохнула она с облегчением. — Я уж подумала…
Было нелегко заинтересовать Мэттью Фаулера проблемами эрозии почв. Но это звучит жестоко, покровительственно и холодно. Вы можете подумать, что были причины, мешавшие ему учиться: развод родителей, может быть; насилие, — ничего подобного.
Мэттью Фаулеру было попросту наплевать на учебу. Да, вот так. А я, к сожалению, не Мишель Пфайффер, чтобы превращать уроки в рэп-композиции и через уверенность в себе поверить в детей. Нет. Я предпочел писать статьи о плохих группах, поздно ложиться и смотреть фильмы про рисующих зверей.
Собственно говоря, возможно, на это мне было наплевать.
Я доел сандвич с ветчиной и горчицей, скомкал упаковку и подошел к табличке напротив.
Джон Кренмер, из Кембриджа, двадцать три года. Клерк Совета Лондонского графства. Утонул близ Остенде, пытаясь спасти жизнь незнакомого иностранца.
8 августа 1901.
Я взглянул на всех этих людей на скамейках, с салатами и йогуртами в руках. Интересно, они это читали? А если читали, чувствовали ли они себя после этого такими же… бесполезными?
Я допил свою поло-кокта и кинул банку в урну.
— Ты в курсе, что мог бы просто отправить нам все это по почте? — поинтересовалась Зои.
Я вставил в компьютер флешку и пробормотал оправдание:
— Я проходил мимо…
— Ты что-то часто проходишь мимо. Куда это ты постоянно таскаешься?
— То туда, то сюда. Я очень загадочный человек.
— В тебе нет ничего загадочного, Джейсон, — возразила Зои. — Ты как раскрытая книга. Я читала ее несколько раз, и больше не хочу. Так что, ты будешь вечером в галерее?
— Да, Зои, спасибо, что напомнила. Да, в семь.
— Говорят, что парень гений. Не то чтобы я пыталась как-то повлиять на твое мнение…
— Ты его знаешь?
— Он жених моей двоюродной сестры.
— Ясно. Я постараюсь помягче.
Я сбросил файлы на компьютер Зои, а это означает, что мне пришлось встать совсем рядом с ней, то есть ей пришлось отодвинуться, но не дальше стены, так что на несколько секунд мы оказались совсем рядом. Мы ничего не сказали друг другу, это было бы неуместно, так что тишину этих секунд нарушало только шуршание клавиш и потрескивание компьютера. От Зои приятно пахло кофе и мятой. Я на секунду задумался о том, как могла бы выглядеть наша совместная жизнь.
— Я передам статьи Робу.
Роб — редактор раздела обзоров. Не знаю, в чем состоят его обязанности, — кажется, именно Зои за все отвечает.
— Отлично. Итак.
Я выпрямился и пару раз моргнул.
— Итак? — переспросила Зои.
— Итак, я пойду… Разве что…
— Разве что — что?
Я вздохнул.
— Разве что ты можешь дать мне еще какое-нибудь задание.
Зои как-то странно улыбнулась. Не то чтобы она была разочарована, но мне показалось, она надеялась услышать от меня что-то другое. Странные изменения происходят со старой дружбой, если речь заходит о деньгах. Хотя в любом случае за последний год нашей дружбе и без того пришлось пройти много испытаний. Удивительно, что мы все еще как-то держались.
— Если говорить о работе… Впрочем, в последнее время мы почти не говорим ни о чем другом, — сказала она более жестко. — Твоя статья про «Абрицци» вышла в сегодняшнем номере.
— Правда?
— Ну да.
Черт. Черт. Черт. К чему она об этом заговорила?
— Они звонили. Хотели поговорить с тобой.
— Правда?
— Клянусь. Вместо этого им пришлось говорить со мной.
Ну и влип же я.
— Они хотят позаимствовать одну твою фразу.
