Вы знаете, бывают такие моменты, когда собеседнику кажется, будто вы не в курсе кое-каких банальностей. Незабываемое ощущение, правда?
— Но что ты сделал вместо этого? Ты написал обзор песен своей подружки и дал ей пять звезд.
Она кинула на стол страницу с моей статьей об альбоме Эбби.
Песни Эбби — Эбби Грант.
Одухотворенность, легкость и сила. Позвольте, Эбби, вести вас.
— Кто она такая? Она ни с кем не подписывала контракт. О ней ничего не пишут в Интернете. У нее нет странички на «Майспэйс». Никто о ней ничего не слышал. Ее альбом нельзя достать. Откуда я знаю? Я хотела послушать. Вот что самое грустное. Ты написал так, что мне захотелось ее послушать.
— Тебе бы понравилось. Она не открытый до сих пор талант, я имел право…
— Ты идиот. Нет у тебя такого права. Нельзя использовать газету, чтобы расхваливать своих никому не известных друзей. Пять звезд, Господи. Что, если кто-то об этом узнает?
— Она действительно конкретно хороша, Зои.
— Давай поговорим об остальном, что ты тут наклепал. Ты переписывал пресс-релизы, делал вид, что ходил на выставки, но там тебя не видели. Ну не забавно ли?
— Я ходил на концерты! Я открыл эту группу!
— Да, и все, что ты о них до сих пор писал, было восторженным. Так обзоры не пишутся. Это не критика.
— Критика может быть конструктивной…
— Благодаря тебе наше имя украшает самую посредственную пиццу в Лондоне.
— Но это реально хорошая пицца!
— Они тебе заплатили?
— Что? Нет!
— Есть форум в Интернете, посвященный твоей статье про «Абрицци». Ты в курсе? Тридцать одна тема. Народ интересуется, кому надо заплатить, чтобы получить такой же отзыв.
— Наверное, это конкуренты, — предположил я, — главное, что о них говорят.
— Кроме того, ты предложил еще одну кошмарную затею. «Неизвестный Лондон»? Это ты о чем?
— О Хайгейтском кладбище, разумеется.
— Что же, думаю, тебе надо сходить туда еще раз, — заметила она. — Почтить свою карьеру.
Вот это действительно болезненный удар. Зои знала это. Я вспомнил Дэва и то, что сказал ему.
— А, кстати, как насчет «Я видел тебя»? — продолжила она. — «Дай мне знать, если еще хочешь получить это от меня»? Конечно, интригующе, но слишком уж грустновато, не находишь?
Клем. Чертов Клем. Это его месть. Он выяснил все, так? Раскопал, что я делал за его компьютером. И разнес об этом по всей редакции. Это совсем унизительно. Как долго они шутили на эту тему за моей спиной? Какую кличку они мне придумали? Что-нибудь достаточно хлесткое, чтобы выразить весь комизм ситуации.
— Слушай, мне правда жаль, что так вышло, — вздохнула она. — Ты знаешь, как мне тяжело. Но ссору с самим Ласкином я тебе простить никогда не смогу. Езжай домой, выпей чего-нибудь. Вернемся к тому, с чего начали. Я пришлю тебе новые задания чуть позже, может быть. Или, если у тебя есть мысли по поводу новых рубрик, мы бы могли…
Но я уже стоял в дверях.
Дэва нигде не было видно, когда я вернулся домой. Как быстро все может измениться. Сейчас он был мне нужен. Если Дэву и удавалось что-то, так это вставать на мою сторону. Дружба очень много значит для Дэва. Если бы он учился в университете с Гитлером, то, вероятно, смог бы убедить его думать о хорошем в последние минуты в бункере.
Сегодня, когда случилась вся эта история с Дэмиэном, он не сделал ничего подобного, но я подумал и решил, что это случайный сбой. Теперь-то он точно будет на моей стороне. Он должен. Он мне нужен. Всю жизнь Дэв был неудачником. С девушками, в семье. Я всегда думал, что именно от этого он пытался уйти с головой в видеоигры. Там ты всегда начинаешь как неудачник, но ты гарантированно победишь, если будешь идти вперед, выучишь все движения, научишься понимать, где надо укрываться, а где появляться. Так он и поступил с официанткой Памелой, разве нет? Укрылся, чтобы вернуться к игре как-нибудь потом.
Я достал мобильник и попытался дозвониться, однако поговорить мне удалось только с автоответчиком.
— Дэв, это Джейс. Кажется, меня уволили. Или не совсем уволили, но понизили в должности. Несмотря на то что это и так было неофициально. Я смогу писать для них в качестве фрилансера, но… позвони мне, ладно?
Наговорив сообщение, я уставился в окно. Запах картошки фри невидимой пеленой поднимался над Каледониан-роуд, причем такой плотный, что еще немного — и его можно будет заметить невооруженным глазом. Он обволакивал людей, спешивших мимо с полными ветчины и ливера сумками из супермаркета «Айсленд». Какой-то мужчина у дверей эфиопского ресторана переминался с ноги на ногу и тряс зажигалку в попытке извлечь из нее последний, тусклый язычок пламени.
Я включил телевизор, но легче не стало. Единственное, что мне сейчас было нужно, — это выпить, но одному здесь, на нашей улице, пить не хотелось. Есть места, где это нормально — Шарлотт-стрит к примеру, — но здесь, на Кэлли, такое плохо кончается.
Искать что-то в холодильнике было тоже бесполезно, поскольку пиво у нас надолго не задерживалось и обычно выпивалось в день покупки, так что к утру, как правило, от него не оставалось и следа. Я захлопнул дверцу и на автомате включил чайник, но тут же утратил к нему интерес, вспомнив, что Дэв продолжает покупать у Павла «Ежиновку». У нас всегда есть эта бурда. Даже если ты выпил столько, сколько в тебя влезло, все равно оставалось еще чуть-чуть.
Я открывал шкаф за шкафом, отодвигал потрескавшиеся чашки, даже заглянул за тостер и туда, куда никогда раньше не лазил. «Ежиновки» не было.
Комната Дэва.
Я постучал, прекрасно зная, что его там нет, просто мне хочется думать, что другие будут вести себя так же, заходя в мою комнату. Подождав немного, на случай если бы кто-нибудь отозвался, я отворил дверь.
Дэв раздернул шторы, невыключенное радио тихо что-то бормотало. Я пробрался сквозь минное поле, усеянное картриджами с играми и кроссовками, к ночному столику. На нем в окружении кружек стояла бутылка, венчавшая стопку бумаг.
— Привет, — поздоровался я, поскольку видел по телевизору, что людям свойственно разговаривать с неодушевленными объектами, если они им рады, и схватил бутылку за липкое горлышко.
К донышку пристала подставка под кружку, принесенная Дэвом из какого-то бара. Я оторвал ее и положил на стол, но в этот момент кое-что на столе привлекло мое внимание. Может быть, это был фиолетовый круг, а может быть, слова, выделенные засохшим ежевичным ликером, или, может быть, я всегда ищу, где бы разжиться чем-нибудь по дешевке, и эти слова значат для меня больше, чем для остальных.
Здесь, на столе, на верхнем листе подшитой стопки бумаг, над фотографией моей комнаты с моими вещами и комнаты Дэва с его вещами, и рядом с фотографией магазина на первом этаже, рядом с тем местом, которое все считают борделем, хотя, еще раз заявляю, оно им не является… стояли слова: «Продается. Торг уместен. Не под сетевой ресторан».
