— Я и не говорил, что потерпел неудачу.
— А как… эм…
— С Сарой я расстался. Уже давно.
— Ну, отношения — это такое дело… это тоже не проигрыш.
— Я не говорил о проигрышах и неудачах.
— Хорошо, что не говорил. Но некоторые ведь используют именно эти слова, правда? И зря, потому что главное не победа, а участие.
— Кто использует?
— Не важно. Никто. Эти люди все равно не заслуживают того, чтобы о них говорить.
Она подозрительно посмотрела сквозь стеклянную дверь на мистера Уиллиса и вскинула кустистые брови.
— Сам-то он никогда не пытался изменить свою жизнь. Чем он там увлекается? Коллекционирует записи автомобильных сигналов? Так что забей.
Она поднялась на напоминающие бочонки ноги, развернулась и ретировалась с места событий.
Я еще раз взглянул на мистера Уиллиса. Он улыбнулся и помахал мне.
Кабинет «3Д» был последним местом, где мне хотелось бы оказаться.
Окна этого кабинета выходили на здание с муниципальными квартирами.
Я вошел за несколько минут до учеников и на мгновение застыл на пороге.
Вот она, наспех заделанная трещина в окне — скорее всего никто, кроме меня, ее бы и не заметил, — единственное свидетельство того, что это действительно имело место быть. Я посмотрел на здание через двор. Интересно, из какого окна он стрелял?
Тут прозвенел звонок, я вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
— Эй, сэр! — окликнул меня какой-то мальчик у ворот.
Пару дней назад произошла драка между нашими учениками и компанией студентов технического колледжа, расположившегося недалеко от Стоука. Предполагалось, что я и мистер Уиллис должны предотвратить ее повторение, несмотря на то что мой опыт из области драк ограничивался известным ночным эпизодом в Уитби, причем спас меня мой бывший ученик, а мистер Уиллис все больше походил на человека, коллекционирующего записи автомобильных сигналов.
Я взглянул на мальчика. Лет четырнадцать. В руках обгрызенный шоколадный батончик. На шее галстук, укороченный, как у всех его сверстников, до предела. Не знаю, как они это делают. Может, сразу покупают как бы для трехлеток.
— Вы мистер Пристли, да?
— Я мистер Пристли, да.
— Вы знаете моего брата, — начал он и уставился на что-то за моей спиной. Я оглянулся. Один мальчишка швырнул другого об стену. Заметив меня, они приняли виноватый вид и громко засмеялись, чтобы показать, что на самом деле они друзья. — Я имею в виду Мэтта Фаулера.
Это брат Мэтта?
— Знаю, — ответил я. — Но сто лет его не видел. Как он?
— Дела.
— В мастерской?
Может быть, те ребята просто прикалывались. Мэтт мог быть где угодно: пойти за чаем, заболеть, заиграться в зале автоматов.
— Не, — продолжил мальчик, — у него работа и остальное.
Мне вдруг подумалось, что Тони — странное имя для подростка четырнадцати лет.
— Ясно, но где эта работа? Я вчера заходил на Чэпел-маркет, но его не нашел.
— Он тама не работает.
— Там. Не важно, я понял. А где он теперь?
— «Бургер Кинг», типа.
— «Типа» было лишнее. Почему он там? Что случилось в мастерской?
Мальчик пожал плечами и шмыгнул носом.
— Расхотел там работать. Не задалась работа, и с курсами не получилось. Так что он сначала четыре ночи в «Бургер Кинге», а потом в «Голове королевы».
— Тебе надо следить за речью, Тони, — заметил я. — И что за курсы?
Я понял.
Теперь я понял.
Больше всего в Мэтте меня смущали его приступы ярости. Мне приходилось, разумеется, не раз наблюдать их в школе — например в тот день, когда он чуть не вышиб компасом глаз другому мальчику… Впрочем, тут смотря кому верить. Школьный совет принял сторону другого ученика. Он сказал, что Мэтт набросился на него просто так. А потом Мэтт пропал. Я решил, что это было обусловлено проявленной к нему несправедливостью. В результате он разочаровался в системе. Но потом, в Уитби, он действительно спас меня и Дэва простой демонстрацией силы… Не знаю, чего во мне было больше: благодарности или страха. Тогда я увидел его во гневе вблизи. Мэтт наглядно продемонстрировал, во что можно превратить телефонную будку, ловко орудуя простой железной трубой.
Но теперь я понял. Это был не гнев, а разочарование.
Мэтт Фаулер бросил работу в автомастерской на Чэпел-маркет ради того, чтобы достигнуть чего-то большего. Я так считал, пока до меня не дошло, что речь идет не о персонаже Джейн Остен. Он бросил работу, желая Что-то Сделать. На него снизошло озарение. То самое, над которым так потешались его приятели. И из-за этого откровения он записался на вечерние курсы: вторник и четверг — с семи до десяти; суббота — с десяти до пяти. Они обойдутся ему в четыре с половиной тысячи фунтов, зато принесут результат. Он продал свой велосипед, свою «Плейстейшн», все остальное, что можно было продать, и уволился из мастерской. Он работал все свободное время, но оно того стоило, так как в результате он Что-то Сделал. Чтобы быть точным, он занимался на курсах звукорежиссеров поблизости от Денмакл-стрит.
Я снова вспомнил Уитби.
— Я хочу что-то сделать, — сказал он тогда.
Тогда я решил, что он хочет что-то сделать с собой, кем-то стать.
Вернувшись домой, я почитал в Интернете об этих курсах и очень обрадовался за него. В группе всего пять человек, ему предстоит изучить такие тонкости данной специальности, как монтаж, сжатие звука; узнать, что такое поток сигналов, многоканальность, шумовые порталы, цифровые задержки, цифровые рабочие станции и многое другое. Конечно, по окончании он еще полгода будет готовить чай вечно недовольным инженерам, надеясь научиться от них чему-то практическому. Но я уверен: рано или поздно он поймает свой шанс и станет настоящим студийным звукорежиссером. Я поймал себя на том, что даже завидую ему.
Он нашел себя.
Зои продолжила дразнить меня по поводу девушки и получала от этого немалое удовольствие.
— Тебе все-таки надо это сделать, — изощрялась она, стоя у плиты. Мы готовили суп с сосисками — единственное, что можно было сотворить из замороженных овощей и одинокой банки консервированных сосисок. Казалось, что сейчас девяносто седьмой и мы на кухне квартиры Дэва в Лестере.
— Тебе все-таки следует позвонить Эстонии Марш и сказать, что ты придешь на ее программу.
— Нет, — ответил я, — я решил, что пусть судьба сама разбирается с моей жизнью. Дэв, например, постоянно говорил о судьбе.
— Ты так говоришь, будто он умер. Он все там же, на Каледониан-роуд.
