– Из этих двадцати пяти массажей двадцать делала
я, – пыталась убедить его Люба, – а Мила – только пять. Это
несправедливо. Вы должны заплатить за мою работу. В конце концов тот факт, что
к Миле ходили постоянные клиенты – это в немалой степени и моя заслуга. Я
вкалывала без продыха, чтобы клиенты не ждали в очереди, потому что Мила делала
массаж очень долго. Слишком долго. Вы не можете не понимать, с чем это связано.
Если бы я работала так же медленно и с перерывами, как она, гостям пришлось бы
ждать под дверью, и они наверняка пришли бы к вам жаловаться. Но они ведь не
жаловались, верно? Значит, я тоже работала хорошо. И вы должны мне заплатить за
месяц работы.
– Ничего не знаю, – отмахнулся турок. – Я с
самого начала предупреждал, что нагрузка считается на весь массажный кабинет в
целом, а не на каждую массажистку в отдельности. Разбирайтесь между собой сами.
Это ваши проблемы. Я дал деньги твоей подруге, пусть она с тобой поделится.
Люба исчерпала запас вежливого красноречия и сдалась. Она
поняла, что если хозяин платить не хочет, а он именно не хочет, то сделать с
этим она ничего не сможет. Она здесь бесправное существо, живущее без визы, без
денег и без разрешения на работу.
Оказалось, что и за комнату Мила свою долю не заплатила. К
счастью, домохозяин был жалостливым человеком и согласился поверить Любе на
слово, что она обязательно заплатит, когда сможет. Через пару дней Люба поняла,
что так продолжаться не может. Денег взять негде. Пришлось снова идти к
домохозяину. Тот подумал немного и предложил ей работать в его магазине за угол
и еду. За пару месяцев, сказал он на плохом немецком, ты свой долг отработаешь.
Работа в магазине трикотажных изделий состояла в том, чтобы
зазывать русских покупателей и заниматься ими. Стоять на пороге или сидеть на
улице на стульчике и бросаться наперерез каждому русскому, предлагая посмотреть
товар. Это было ужасно. Люба знала, что русские покупатели принципиально отличаются
от всех других. Немец, норвежец или англичанин никогда не пойдет в магазин,
если ему не нужно что-то конкретное. Когда нужно – он идет и покупает. Когда не
нужно – сидит в баре и попивает пиво. Русские же, отравленные десятилетиями
дефицита и «доставаний», привыкли заходить в магазин на всякий случай, авось
что дают. Пусть и ненужное, но дефицитное, которое может пригодиться потом,
когда-нибудь. Это осталось в крови, несмотря на то, что в России, по крайней
мере в Москве, понятие дефицита уже исчезло из обихода, и в магазинах было все,
что душа пожелает. Русские, которых Любе удавалось зазвать в магазин,
придирчиво разглядывали майки, блузки, сарафаны, спортивные костюмы,
спрашивали, сколько стоит в долларах и в турецких лирах, просили показать другой
цвет или размер и ничего не покупали. Люба судорожно раскрывала пакеты,
раскладывала изделия на столе, расхваливая их качество, торопливо рылась на
полках, отыскивая то, что они просили, твердо зная при этом, что ничего не
выйдет. Они просто валяют дурака, получая удовольствие от того, что с ними так
носятся.
В начале июня вдруг объявилась Мила, увешанная золотыми
цепями и браслетами, лоснящаяся довольством и еще больше постройневшая. Люба не
сомневалась, что стройность эта приобретена в результате систематических
физических упражнений «верхом на партнере».
– Я уезжаю, – объявила она. – Просьбы,
поручения?
Люба быстро набросала коротенькое письмо Стрельникову,
сложила в конверт и приписала сверху номера телефонов – домашнего и в офисе.
– Больше ничего? – удивленно спросила Мила.
– Больше ничего. Как видишь, похвастаться мне пока
нечем, так что сообщать о себе мне нечего. А родителям я и так звоню.
– Ну как знаешь, – пожала плечами подруга.
К концу июля владелец дома и магазина наконец заявил, что
Люба больше ничего ему не должна и может считать себя свободной. К этому
времени она успела познакомиться с двумя молодыми казахами, которые учились в
Турции, а летом подрабатывали точно так же, как она, в магазинах. Один – в
ювелирном, другой – в меховом. Это были веселые бойкие парни, не стеснявшиеся
своей работы и, казалось, не чувствовавшие себя униженными. Они объяснили Любе
ее первоначальную ошибку: не нужно было соглашаться на оплату работы помесячно,
нужно было требовать, чтобы владелец отеля платил за каждый день работы. Здесь
это принято.
Вообще в Турции оказалось множество казахских студентов.
Турция заключила договор с Казахстаном о взаимном обмене студентами, и
казахские ребята, приехавшие в рамках этого соглашения учиться в Стамбул и
Анкару, летом работали в курортной зоне. Все они прилично говорили по-турецки,
потому что первый год обучения считался подготовительным и был посвящен
полностью изучению языка и литературы. Со знанием языка им было, конечно,
намного проще, да и друзьями они здесь обзаводились. Казахские парни и помогли
Любе найти другую работу, не такую унизительную и дававшую хоть какую-то
перспективу рано или поздно уехать. Это была работа менеджера в ресторане
«Дюпон» в Кемере.
Впрочем, слово «менеджер» оказалось, разумеется, эвфемизмом,
прикрывающим все ту же работу зазывалой и переводчиком. Ресторан находился на
территории комплекса «Марина», что означало «Приморский», и был расположен
между огромным пятизвездным отелем «Тюркиз» и пляжем. Хозяин ресторана,
окидывая Любу с ног до головы плотоядным взглядом, поставил свои условия. За
каждого русского посетителя ей будет начисляться доллар. Кормить ее будут на
пятнадцать долларов в день. Плата за жилье – тоже пятнадцать долларов в сутки.
Таким образом, чтобы оправдать свое пребывание в «Дюпоне», она должна
обеспечить как минимум тридцать клиентов. Все, что получится сверх этого, будет
накапливаться до тех пор, пока не хватит на билет до Москвы и на дополнительный
визовый взнос. А это без малого пятьсот долларов. Рабочий день с двенадцати дня
до полуночи. Она должна привлекать посетителей в ресторан, помогать им с меню,
объяснять, что из чего приготовлено, быть милой и любезной и всеми силами
стараться сделать так, чтобы они почувствовали себя в «Дюпоне» уютно и
комфортно и обязательно пришли еще раз и привели с собой друзей. И чтобы
заказывали много.
Доллар с клиента. Даже чашка кофе стоила два доллара. А
стакан свежего апельсинового сока – еще дороже. Если питаться на пятнадцать
долларов в сутки, ожирение тебе не грозит. Порция рыбы с гарниром – двенадцать
долларов, мясо, конечно, дешевле, еще два доллара – простой овощной салат из
помидоров, огурцов и лука с оливковым маслом.
В ресторан заходили довольные жизнью загорелые курортники в
еще не просохших после купания плавках и купальниках. Такие же москвичи, как и
сама Люба, они казались ей существами с другой планеты. Она бросалась к ним,
приглашая посетить ресторан, предлагая свою помощь в выборе и заказе блюд, но
частенько наталкивалась на высокомерный взгляд и произносимое холодно:
– Я говорю по-английски и в вашей помощи не нуждаюсь.
Как правило, это говорили роскошные длинноногие девицы,
чем-то неуловимо похожие на Милу. Они не хотели быть русскими в этом курортном
раю, они хотели быть иностранками, отдыхающими в международном отеле и свободно
пользующимися международным английским языком. Как немцы, англичане, датчане,
итальянцы и австралийцы, которые в сентябре – октябре понаехали в Кемер.
