– А черт его знает. Может быть, тот, кто написал
Широковой письмо от имени Дербышева?
– Ты сама-то понимаешь, что говоришь? – фыркнул
Ольшанский, и по его голосу Настя поняла, что следователь даже слегка
развеселился. – Предположим, человек, написавший письмо от имени
Дербышева, хотел убить Широкову и подставить Дербышева. Я это допускаю. Человек,
который нашел переписку Широковой и спрятал ее на даче Томчаков, явно хотел
подставить Стрельникова. Я готов поверить в этот бред, если ты мне объяснишь,
как этот тип может хотеть подставить их обоих. Что между ними общего? Они даже
не знакомы. Они никогда друг о друге не слышали и никогда не встречались. У них
нет и не может быть общих интересов и точек соприкосновения. Иными словами, у
них нет и не может быть общего врага.
– Вы уверены?
– Да ни в чем я не уверен! Все, Анастасия, считай, что
это тебе мое задание. Найди мне этого общего врага. А Короткову скажи, пусть
побеседует с Дербышевым и выяснит, где и когда его сфотографировали. Попробуем
хоть фотографа этого найти.
* * *
Ларисой Томчак овладел охотничий азарт. Она даже не
подозревала, занявшись поисками Надежды Цукановой, что увлечется до такой
степени. Внутрений голос говорил ей, что надо остановиться, что она затеяла
глупое и никому не нужное дело, которое не принесет в итоге ничего, кроме боли,
грязи и разочарования. Но остановиться она уже не могла.
Идея, связанная с поисками хорошо информированной соседки,
показалась Ларисе с первого взгляда правильной и легко осуществимой, но на деле
оказалось, что все совсем не так. Чтобы найти такую соседку, надо ходить по
квартирам, а кто в наше неспокойное и наполненное взаимными подозрениями время
захочет обсуждать чужую беду с незнакомым человеком? Не стоять же целыми днями
на лестнице возле квартиры Цукановой в ожидании подходящего знакомства. Так что
с этой привлекательной идеей Ларисе пришлось распроститься.
Поразмышляв некоторое время, она решила прибегнуть к помощи
милиции. В самом деле, если Надежда Цуканова покончила с собой, то милиция
должна была хотя бы на первом этапе с этим разбираться. И Лариса отправилась в
ближайшее к дому Цукановой отделение милиции.
Участкового инспектора она прождала несколько часов, ей
сказали, что старший лейтенант Барулин «ушел на территорию», а прием населения
он осуществляет с пяти до семи. К пяти часам возле комнаты, где должен был
появиться участковый, стали собираться посетители, в основном пожилые люди, а
также женщины с опухшими несчастными лицами. Лариса хорошо знала эти лица, к
ней, врачу-психиатру, на прием тоже приходили такие вот женщины, у одних были
пьющие мужья, у других – неуправляемые дети. Она мысленно порадовалась тому,
что никуда не ушла в ожидании начала приема, сидела здесь давно и потому
оказалась в этой тоскливой очереди первой.
Участковый Барулин пришел около половины шестого. Это был
совсем молоденький милиционер, невысокий, худенький, с каким-то очень детским
выражением лица.
– Кто первый? – бросил он на ходу. –
Проходите. Кузьмичева, я вам сколько раз говорил, чтобы вы ко мне не ходили!
Ваш сын под следствием, я вам ничем помочь уже не могу.
Лариса торопливо поднялась и зашла следом за ним в тесную
неуютную комнатенку с давно не мытыми окнами и отваливающейся штукатуркой на
стенах. Барулин на ходу расстегнул китель и уселся за стол.
– Слушаю вас внимательно, – сказал он, не глядя на
Ларису.
– Я… – Она растерялась, так как не заготовила первую
фразу. – Я по поводу Цукановой Надежды Романовны. Она умерла в прошлом
году, отравилась.
– Да, помню, – кивнул участковый. – И что вы
хотите?
– Вы простите, что я отнимаю у вас время, –
заторопилась Лариса, – но я только вчера узнала о ее смерти. Мы были
подругами, когда учились в институте, потом много лет не виделись, не общались…
И вот… Вы не можете мне сказать, что произошло? Я разговаривала с ее сыном, с
Виктором, но мне неловко было расспрашивать, это для него такая травма. Я знаю,
что отец Виктора оставил их и никак не помогает. Я хотела бы найти его и
поговорить. Это же ненормально, что дети остались одни, без поддержки взрослых.
– Ну, не надо преувеличивать, дети уже достаточно
большие. Старшая дочь работает, сын учится в университете, у них все в порядке.
Я не думаю, что вам удастся разжалобить этого прохвоста.
– Прохвоста? Значит, вы знаете о нем что-то такое… Кто
он? Скажите мне, пожалуйста.
– Да ничего такого особенного я о нем не знаю. Жалоб на
него никогда не было, в том смысле, что он не пил и жену с детьми не бил. Семья
вообще была благополучная, я у них и был-то всего два раза. В первый раз –
когда принял участок и обходил квартиры, знакомился. А уж во второй раз пришел,
когда все случилось. Оказалось, этот тип с Цукановой не был расписан, а прожил
с ней почти двадцать лет, представляете? И сына вырастили вместе. Мальчишка-то
был уверен, что его отец является законным мужем матери. Да и дочка тоже так
думала. А он, оказывается, все двадцать лет жил там на птичьих правах и
погуливал потихоньку на сторону. И в один прекрасный день заявил, что нашел
себе новую жену. Через брачное агентство, представляете? Вот прохвост. В уме не
укладывается: жить с бабой, растить общего ребенка и искать себе что-то получше
через брачное агентство. Вот вы можете себе такое представить?
– Не могу, – честно призналась Лариса. – Так
он что, женился?
– Вот уж не знаю, – развел руками
участковый. – Не мое это дело. Когда Цуканова руки на себя наложила, я
его, конечно, разыскал. Сами понимаете, парню, Вите-то, всего восемнадцать
было, возраст сложный, я боялся, как бы он от такого удара вразнос не пошел.
Молодое дело глупое, мог начать пить или наркотики употреблять. Я его отцу и
говорю, мол, поддержите сына, не оставляйте сейчас одного, он в вас нуждается.
Поживите с ними, пока они в себя не придут от пережитого. Я ж не знал, что
Цуканова как раз из-за него отравилась и сын его после этого на порог не
пустит. Ну, он мне и объяснил, что уж в ком, в ком, а в нем сын меньше всего
нуждается. Пока мать еще жива была, Витя даже к телефону не подходил, когда он
звонил. Представляете, он даже на похороны не пришел. Детей не хотел
травмировать.
– А дети знали, что вы с ним разговаривали?
– Нет, я им не сказал. Зачем? Если они знать его не
хотят… Так что я думаю, вам нет смысла его искать. Даже если он и засовестится
и захочет помогать сыну, дети его помощи не примут.
– Откуда вы знаете? Вы сами сказали, что после смерти
Надежды Романовны с ними не общались. Может быть, они изменили свое отношение.
Все-таки почти год прошел, мало ли как их жизнь сложилась.
– Вас, простите, как зовут?
– Лариса Михайловна.
– Так вот, Лариса Михайловна, я, между прочим, не на
грядке вырос и участковым работаю не первый день. И если вы думаете, что я
своего дела не знаю или делаю его плохо, так вы сильно ошибаетесь. – Голос
у Барулина стал злым, и Лариса испугалась, что своей бестактностью испортила
так хорошо начавшийся разговор. – Дергать людей по пустякам не в моих
правилах, если они ко мне не обращаются, то и незачем мне к ним ходить. А
наблюдать за людьми – это уже совсем другая песня. У меня в каждом доме есть
жильцы, которые все про всех знают. И если бы с Витей Цукановым было что-то не
так, я бы первый об этом узнал.
