– Да я его в первый раз вижу, – раздраженно
откликнулся Геннадий Леонтьев.
– Мы никогда не встречались, – тут же поддакнул
Стрельников.
– Нет, – покачал головой Томчак. – Я его не
видел раньше. Не представляю… Это какая-то ошибка.
– Ну хорошо, – миролюбиво сказал
следователь. – А вы что скажете, Виктор Александрович? Вот перед вами
сидят четыре человека. У одного из них погибла подруга, у другого – жена. У
третьего пока ничего не случилось, но все они дружны более двадцати лет,
учились в институте в одной группе, затем вместе работали. В известном смысле
можно утверждать, что они – одно целое. И в вашем окружении есть человек,
который где-то с ними пересекся. Более того, это человек, настроенный к вам
явно недоброжелательно, потому что хочет спихнуть на вас вину за два убийства.
Не хочу показаться вам пессимистом, но если сегодня мы с вами совместными
усилиями не разберемся в проблеме и разойдемся ни с чем, то завтра беда может
прийти в дом супругов Леонтьевых. И подозрения скорее всего снова будут лежать
на вас, Виктор Александрович.
– Бред какой-то, – выдохнул Стрельников. –
Ничего не понимаю. Да с чего вы взяли, что между нами может быть хоть что-то
общее?
– Давайте не будем открывать дискуссию по поводу
обоснованности моих предположений, – холодно произнес Ольшанский. – Я
задал вам всем вопрос и буду ждать ответа до тех пор, пока не получу его. И
прошу вас забыть о мифическом пределе, который якобы наступит в двадцать три
часа. Законы запрещают допрашивать людей в ночное время, но я пренебрегу
законом, если это нужно для предотвращения очередного убийства. Вам понятна моя
позиция? Никто из вас отсюда не выйдет, пока вы не назовете мне факт, связавший
вас всех.
Сидящая в уголке Настя усмехнулась про себя. Мир должен
перевернуться, чтобы Константин Михайлович Ольшанский собрался грубо нарушить
закон. Скорее всего он и не собирается держать этих людей в здании прокуратуры
всю ночь напролет, он уверен, что все разъяснится гораздо быстрее. Однако
прошло уже сорок минут, а ничего пока не прояснилось. После первого шока
четверо мужчин и дама начали, довольно, впрочем, вяло, перечислять основные
вехи своих биографий. Ольшанский умело руководил процессом обсуждения, то и
дело вставляя:
– А куда вы ездили отдыхать?
– В каких больницах лежали?
– С какими попутчиками знакомились в поездах и самолетах?
– С кем знакомились в гостях, на банкетах, на юбилеях?
Настя внимательно слушала все, что говорилось в кабинете, и
думала о том, что не зря, наверное, существует теория, согласно которой между
любыми двумя людьми на нашей планете существует связь длиной максимум в пять
звеньев. Это казалось невероятным, но взятые наугад примеры почти всегда это
подтверждали. Настина мать, профессор Каменская, несколько лет работала в одном
из крупнейших университетов Швеции. Ректор этого университета был лично знаком
с премьер-министром, а тот, в свою очередь, с президентом США. Таким образом,
между самой Настей и Биллом Клинтоном оказалось всего три звена.
В ходе обсуждения выяснялось, что пути троих друзей и
Виктора Дербышева частенько подходили вплотную друг к другу. Настолько
вплотную, что между ними оставалось буквально одно звено. Но все-таки
оставалось. Они действительно никогда раньше не встречались. И общих врагов у
них не было.
– Что ж, перейдем к врагам индивидуальным, –
заявил Ольшанский. – Начнем с вас, Виктор Александрович. А вас, господа,
прошу быть предельно внимательными к каждому названному имени.
Врагов у Дербышева не оказалось. Он, конечно, пытался
назвать какие-то фамилии, но после того, как он указывал причину конфликта с
данным человеком, становилось понятным, что это «типичное не то».
– А ваш сын? – снова встрял следователь. –
Насколько мне известно, отношения у вас более чем напряженные.
– Ну при чем тут мой сын? – вспыхнул
Дербышев. – Я с ним не общаюсь.
– Вот именно, – кивнул Ольшанский. –
Вероятно, он на вас очень сердит, раз слышать о вас не хочет.
– Вы что, полагаете, что Витя… да нет, это чушь! Витя
не хочет обо мне слышать, но какое отношение он имеет к этим господам?
– Действительно, никакого, – вздохнул Константин
Михайлович. – Анастасия Павловна, что скажете?
– Вы правы, – согласилась Настя. – Сын
Виктора Александровича никогда не был знаком ни с Широковой, ни с Ларисой
Михайловной. Ему не за что было их убивать.
– Вот именно, – горячо подхватил Дербышев. –
Оставьте мальчика в покое.
– Ладно, оставим. А его сестра? Не могла она затаить на
вас злобу? Все-таки ее мать покончила с собой после того, как вы ее бросили.
– Прекратите копаться в чужом грязном белье! Как вам не
стыдно? Да, я расстался с ее матерью, ну и что? Тысячи мужчин уходят от своих
жен, и ничего катастрофического от этого не случается. Если хотите знать, я и
ушел от нее потому, что Надя была крайне неуравновешенной, склонной к
депрессиям и частым перепадам настроения. Вообще странно, что я столько лет это
выносил. Но и моему терпению пришел конец. Кстати, Наташа прекрасно это
понимала. Витя меня, конечно, не простил, а Наташа – взрослый разумный человек,
и мы с ней поддерживаем отношения до сих пор. Ей тоже тяжело было с матерью, и
когда мы с Надей расстались, Наташа сказала, что даже завидует мне. Если бы у
нее была возможность, она бы тоже ушла, но мать есть мать.
– Вы хотите сказать, что с Наташей вы продолжаете
общаться?
– Конечно. Она постоянно звонит мне, мы часто
встречаемся. Поймите, мы столько лет прожили бок о бок, что между нами
сложились нормальные теплые отношения. Витя еще ребенок, он подвержен
юношескому максимализму, а Наташа взрослее и намного мудрее. Она и помощь от
меня принимает, но тайком, чтобы Витя не знал.
– Вот, значит, как, – задумчиво произнес
Ольшанский.
Настя с интересом наблюдала за происходящим. Все то, что
сейчас говорил Дербышев, они уже и без того знали, поскольку, проверяя Витю
Дербышева, естественно, проводили разведопрос его старшей сестры. Она отзывалась
о Витином отце спокойно и доброжелательно, во всяком случае, сотрудник, который
с ней встречался, вынес из разговора с ней именно такое впечатление. На его
мнение Настя вполне полагалась, это был достаточно опытный оперативник «с
территории», который работал на подхвате, выполняя разовые поручения по
проверке Дербышева-старшего, пока тот томился в камере.
Она взглянула на часы. Без трех минут девять. Сейчас должны
доставить сына Стрельникова вместе с его нигде не прописанной подружкой
Загребиной. То-то радости будет у Владимира Алексеевича…
* * *
Селуянов гнал машину во всю мочь, надеясь успеть в
прокуратуру раньше, чем туда привезут парочку азартных игроков. Так и есть! Он
чувствовал, чувствовал, что тут не ладно! И что бы ему, дураку, раньше-то
сообразить да проверить?
