Все это веселило Кити, но она не могла не быть озабоченною. Она не могла разрешить задачи, которую ей невольно задал отец своим веселым взглядом на ее друзей и на ту жизнь, которую она так полюбила. К задаче этой присоединилась еще перемена ее отношений к Петровым, которая нынче так очевидно и неприятно высказалась. Всем было весело, но Кити не могла быть веселою, и это еще более мучало ее. Она испытывала чувство вроде того, какое испытывала в детстве, когда под наказанием была заперта в своей комнате и слушала веселый смех сестер.
– Ну, на что ты накупил эту бездну? – говорила княгиня, улыбаясь и подавая мужу чашку с кофеем.
– Пойдешь ходить, ну, подойдешь к лавочке, просят купить: – «Эрлаухт, эксцеленц, дурхлаухт». Ну, уж как скажут; «Дурхлаухт», уж я и не могу: – десяти талеров и нет.
– Это только от скуки, – сказала княгиня.
– Разумеется, от скуки. Такая скука, матушка, что не знаешь, куда деться.
– Как можно скучать, князь? Так много интересного теперь в Германии, – сказала Марья Евгеньевна.
– Да я все интересное знаю: – суп с черносливом знаю, гороховую колбасу знаю. Все знаю.
– Нет, но как хотите, князь, интересны их учреждения, – сказал полковник.
– Да что же интересного? Все они довольны, как медные гроши: – всех победили. Ну, а мне-то чем же довольным быть? Я никого не победил, а только сапоги снимай сам, да еще за дверь их сам выставляй. Утром вставай, сейчас же одевайся, иди в салон чай скверный пить. То ли дело дома! Проснешься не торопясь, посердишься на что-нибудь, поворчишь, опомнишься хорошенько, все обдумаешь, не торопишься.
– А время – деньги, вы забываете это, – сказал полковник.
– Какое время! Другое время такое, что целый месяц за полтинник отдашь, а то так никаких денег за полчаса не возьмешь. Так ли, Катенька? Что ты, какая скучная?
– Я ничего.
– Куда же вы? Посидите еще, – обратился он к Вареньке.
– Мне надо домой, – сказала Варенька, вставая, и опять залилась смехом.
Оправившись, она простилась и пошла в дом, чтобы взять шляпу. Кити пошла за нею. Даже Варенька представлялась ей теперь другою. Она не была хуже, но она была другая, чем та, какою она прежде воображала ее себе.
– Ах, я давно так не смеялась! – сказала Варенька, собирая зонтик и мешочек. – Какой он милый, ваш папа!
Кити молчала.
– Когда же увидимся? – спросила Варенька.
– Maman хотела зайти к Петровым. Вы не будете там? – сказала Кити, испытывая Вареньку.
– Я буду, – отвечала Варенька. – Они собираются уезжать, так я обещалась помочь укладываться.
– Ну, и я приду.
– Нет, что вам?
– Отчего? отчего? отчего? – широко раскрывая глаза, заговорила Кити, взявшись, чтобы не выпускать Вареньку, за ее зонтик. – Нет, постойте, отчего?
– Так; ваш папа приехал, и потом с вами они стесняются.
– Нет, вы мне скажите, отчего вы не хотите, чтоб я часто бывала у Петровых? Ведь вы не хотите? Отчего?
– Я не говорила этого, – спокойно сказала Варенька.
– Нет, пожалуйста, скажите!
– Все говорить? – спросила Варенька.
– Все, все! – подхватила Кити.
– Да особенного ничего нет, а только то, что Михаил Алексеевич (так звали живописца) прежде хотел ехать раньше, а теперь не хочет уезжать, – улыбаясь, сказала Варенька.
– Ну! Ну! – торопила Кити, мрачно глядя на Вареньку.
– Ну, и почему-то Анна Павловна сказала, что он не хочет оттого, что вы тут. Разумеется, это было некстати, но из-за этого, из-за вас вышла ссора. А вы знаете, как эти больные раздражительны.
Кити, все более хмурясь, молчала, и Варенька говорила одна, стараясь смягчить и успокоить ее и видя собиравшийся взрыв, она не знала чего – слез или слов.
– Так лучше вам не ходить… И вы понимаете, вы не обижайтесь…
– И поделом мне, и поделом мне! – быстро заговорила Кити, схватывая зонтик из рук Вареньки и глядя мимо глаз своего друга.
Вареньке хотелось улыбнуться, глядя на детский гнев своего друга, но она боялась оскорбить ее.
– Как поделом? Я не понимаю, – сказала она.
– Поделом за то, что все это было притворство, потому что это все выдуманное, а не от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И вот вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил. Оттого что все притворство! притворство! притворство!..
– Да с какою же целью притворяться? – тихо сказала Варенька.
– Ах, как глупо, гадко! Не было мне никакой нужды… Все притворство!говорила она, открывая и закрывая зонтик.
– Да с какою же целью?
– Чтобы казаться лучше пред людьми, пред собой, пред богом, всех обмануть. Нет, теперь я уже не поддамся на это! Быть дурною, но по крайней мере не лживою, не обманщицей!
– Да кто же обманщица? – укоризненно сказала Варенька. – Вы говорите, как будто…
Но Кити была в своем припадке вспыльчивости. Она не дала ей договорить.
– Я не об вас, совсем не об вас говорю. Вы совершенство. Да, да, я знаю, что вы все совершенство; но что же делать, что я дурная? Этого бы не было, если б я не была дурная. Так пускай я буду, какая есть, но не буду притворяться. Что мне за дело до Анны Павловны! Пускай они живут как хотят, и я как хочу. Я не могу быть другою… И все это не то, не то!..
– Да что же не то? – в недоумении говорила Варенька.
– Все не то. Я не могу иначе жить, как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня, научить меня!
– Вы несправедливы, – сказала Варенька.
– Да я ничего не говорю про других, я говорю про себя.
– Кити! – послышался голос матери, – поди сюда, покажи папа свои коральки.
Кити с гордым видом, не помирившись с своим другом, взяла со стола коральки в коробочке и пошла к матери.
– Что с тобой? Что ты такая красная? – сказали ей мать и отец в один голос.
– Ничего, – отвечала она, – я сейчас приду, и побежала назад.
«Она еще тут! – подумала она. – Что я скажу ей, боже мой! что я наделала, что я говорила! За что я обидела ее? Что мне делать? Что я скажу ей?» – думала Кити и остановилась у двери.
Варенька в шляпе и с зонтиком в руках сидела у стола, рассматривая пружину, которую сломала Кити. Она подняла голову.
– Варенька, простите меня, простите! прошептала Кити, подходя к ней. – Я не помню, что я говорила. Я…
– Я, право, не хотела вас огорчать, – сказала Варенька улыбаясь.
