— Удачи тебе, — говорю я. — Во всем. Правда. В особенности с Манон.
Улыбка зарождается в его глазах и трогает губы. Он наклоняется и целует меня — сперва в левую щеку, потом в правую.
Мы идем дальше, пока не обходим весь периметр фермы. Потом Жан Клод пожимает на прощание мой локоть и скрывается в конюшне. А я ухожу по дорожке. Меня ждет пустая и грустная комната в пустом, безрадостном доме.
* * *
Телефон звонит, как раз когда я иду через кухню. Я бросаюсь к аппарату, надеясь, что это Дэн.
— Аннемари? — спрашивает женский голос.
— Да?
— Это Норма Блэкли. У меня для вас хорошие новости.
— В самом деле?
Давненько я не получала добрых вестей…
— Я только что говорила по телефону с детективом Самосой. Они выдвигают официальное обвинение против Маккалоу и четверых его служащих. Судя по всему, те двое, которых задержали у вас, под угрозой пятнадцати лет за решеткой запели, как канарейки…
— В чем же состоит обвинение?
— О, оно весьма длинное. Мошенничество в особо крупных размерах, обман доверия в особо крупных размерах, преступный сговор с целью кражи третьей степени, два случая особой жестокости в отношении животных…
— Два?
— Гарра от них вырвался и сбежал, и тогда они другую лошадь убили. И сожгли до такой степени, что ветврач даже тело не опознал.
— Господи, — содрогаюсь я.
— Суть в том, что на фоне таких злодеяний вы для них — слишком мелкая рыбка.
— Так они меня не?..
— Правду сказать, мне кажется, они толком не знают, что с вами делать. Вы, конечно, подмочили свою репутацию, но показания Дэна Гарибальди и документы аукциона свидетельствуют, что Гарра достался вам именно так, как вы и сказали полиции. Остается, правда, ваш звонок Маккалоу и эпопея с перекрашиванием. Но поскольку ни один человек из команды Маккалоу даже не упомянул вашего имени, навесить на вас что-либо определенное им так и не удалось. Если строго следовать букве закона, вы имеете полное право окрашивать лошадь, если только тем самым не причиняете ей физического ущерба и не покрываете следы преступления. Вот если бы вы попытались перевести коня в другую конюшню или как-то скрыть его пребывание у вас…
— Я именно так и хотела поступить, но тут все понеслось…
— А вот этого вы никогда, слышите? Никогда!.. Никому и ни при каких обстоятельствах не говорите! — строго произносит Норма. — Поняли?
— Да, я понимаю. Я не скажу. Ну ладно, а дальше что? Как мне его обратно заполучить?
— Кого, Гарру? Ну, это вам навряд ли удастся…
— Почему? Это же мой конь. Я его законно купила.
— Начнем с того, — говорит она, — что центр по спасению не являлся его собственником, то есть и право владения не мог вам передать.
— Но это же чушь…
— Не чушь, а закон. Который распространяется на любое краденое имущество. Тому, кто в итоге купил его, просто не повезло.
— Значит, я его выкуплю у того, кому он теперь принадлежат. Кто владелец?
— С этим пока ясности нет. Он должен был бы достаться страховой компании, но если они засудят Маккалоу из-за мошенничества со страховкой, лошадь перейдет обратно к нему. Сейчас Гарра стоит на полицейской конюшне. Он является уликой, подкрепляющей обвинение.
Голова у меня идет кругом.
— Я им позвоню…
— Как ваш юридический консультант — не советовала бы.
— Почему?
— Потому что ваше положение до сих пор сложное. Стоит ли гусей дразнить?
— Мне надо обязательно им позвонить…
Она вздыхает. Люди часто вздыхают, общаясь со мной.
— Только, прошу вас, будьте очень, очень осмотрительны при разговоре. Не наседайте на них, а то как бы опять в полицейском участке встретиться не пришлось.
— Я постараюсь…
— И вот еще что, Аннемари. Ради всего святого, не упоминайте, что собирались увезти Гарру. Не говорите, хорошо?
— Хорошо, — обещаю я сокрушенно.
Глава 20
— Привет…
В дверях денника Гарры стоит Дэн. Темный силуэт против света, льющегося снаружи.
— Привет, — отвечаю я.
Я сижу на корточках, прислонившись к дальней стене, и чувствую себя очень несчастной.
— Тебя твоя мама искала, — говорит Дэн.
Я шмыгаю носом, провожу пальцем под глазами.
Какое-то время Дэн смотрит на меня, потом входит и тоже опускается на корточки. У противоположной стены.
— Я до тебя дозвониться пыталась, — говорю я примерно через минуту.
Он отвечает:
— Я был очень занят.
Дэн слишком вежлив, чтобы продолжать. А я — слишком измотана, чтобы на чем-то настаивать.
— Я в полицию звонила, — говорю я.
— Да? И что они?
— Да все то же. Они типа не предъявляют мне обвинения, но я все равно типа преступница, которой не положено ничего знать.
Он глядит на меня с непроницаемым видом, потом опускает голову, словно на полу обнаружилось нечто очень интересное.
— Я им тоже звонил, — говорит он наконец.
— И что удалось выяснить?
— Сказали, что весь конфискат обычно выставляют в конце года на аукцион, но в данном случае надо учитывать особые обстоятельства…
— Какие особые обстоятельства?
— Ну, во-первых, это живое животное. А во-вторых, Маккалоу живет в Нью-Мексико, так что и суд там будет. Может, туда и Гарру перевезут.
Я смотрю мимо него на темные шероховатые вертикальные доски. Глаза режет, точно песком, я без конца смаргиваю.
— Похоже, — говорю я, — тебе они куда больше рассказали, чем мне.
Он отвечает:
— Может, и так, но все равно я мало полезного разузнал. Разве что попросил их дать мне знать, если что-то изменится.
Я смотрю на свои руки — больше нет кольца. Я не знаю, что еще сказать.
Дэн поглядывает на часы, потом снова на меня.
— Уже пора, — говорит он. — Время ехать. Ты в порядке?
Я молча киваю. Он встает и подходит ко мне, протягивая обе руки. Я беру их, и он ставит меня на ноги.
Я вытряхиваю конюшенную пыль из новенького черного платья, и мы идем к дому.
* * *
Вот оно, завершение всех земных дел. Итог всех наших стремлений. Деревянный ящик над раскрытой могилой…
Я никогда не присутствовала на похоронах. Такая вот я ходячая аномалия. По глупости я ожидала, что гроб опустят вниз могильщики. Люди с каменно-неподвижными лицами, которые встанут по трое справа и слева и будут медленно отпускать веревки, пока гроб не ляжет на дно.