Самое умное – профессионально халтурить.
Или рвать жилы и так написать, чтобы и продюсера пробило. Ибо он иногда тоже человек.
* * *
Впереди видится книга. Не «Дом на углу», как предполагалось. Это формально. Название по рассказу. Возможно, «Идея».
Не надо ничего говорить
Туфьев пришел к Оле с задумчивым лицом.
Олю это насторожило, но она промолчала. Надеялась – обойдется.
Не обошлось: выпив, как всегда, крепкого кофе без сахара, Туфьев сказал:
– Послушай…
– Не надо! – жалобно попросила Оля.
– Чего не надо?
– Не надо ничего говорить! Разве нам без этого плохо?
– Нам хорошо, – согласился Туфьев. – Но ты даже не знаешь, что я хотел сказать.
– Меньше знаешь – лучше спишь, – вспомнила Оля любимую поговорку отца.
– Ты боишься жизни? – мужественно догадался Туфьев.
«К чему он клонит?» – подумала Оля и ответила:
– Нет. Просто сохраняю свой внутренний позитив.
– А вдруг я хотел тебе предложение сделать? Тоже не говорить?
Оля чуть не заплакала. Если бы предложение, пусть бы так сразу и сказал. А теперь неизвестно. Скажешь ему: ладно, говори, а он вместо предложения что-то такое скажет, что всю жизнь будешь жалеть. Он ведь человек непредсказуемый. И странный – кофе пьет без сахара. Это невкусно, но Туфьев последователен: он практически не употребляет сахара и соли, остерегается острого и пряного, чурается алкоголя, бережет здоровье. Конечно, оно неплохо, но если человек так мучает себя, можно представить, как он способен мучить других!
И Оля сказала:
– Не говори.
– Ого. То есть вообще ничего не говорить?
– Нет, вообще можно. А то, что собирался, этого не надо.
– Да откуда ты знаешь, что я собирался сказать?! – вскипел Туфьев.
– Пожалуйста, не кричи на меня.
– Я не кричу, а просто голос повысил, потому что чушь какая-то!
– Какая чушь? В чем?
– В твоем поведении.
– А что я такого сделала? – удивилась Оля.
– Да ничего!
– Нет, что?
– Ничего!
– Нет, я серьезно?
Оля не любила, когда Туфьев обижался. Он мог обижаться долго, а Оля терпеть не могла того, что долго длится. Поэтому она вздохнула и сказала:
– Ладно, говори.
– Нет уж, спасибо, наговорился! – Туфьев встал и отвернулся к окну, сунув руки в карманы. – Так наговорился, аж голова болит! Какой полет мысли, какая полемика!
– Ты хочешь о чем-то поспорить? – обнадежилась Оля. – Ей иногда нравилось спорить с Туфьевым на отвлеченные темы, то есть темы, не касающиеся их отношений.
– А о чем спорить? – разочарованно спросил Туфьев. – Ладно, извини, я сегодня не в настроении. Не будем усугублять. Я пойду, ладно?
– Это я тебе испортила настроение?
– Нет. Ветром надуло.
– Ты можешь сказать все, что хочешь.
– Зачем? Кому это надо?
– Мне.
– Не смеши. Все, пока.
И Туфьев ушел.
С одной стороны, все получилось как-то не очень, с другой, Оля успокоилась. Неправду говорят, будто неизвестность страшна. Неизвестность – то, чего нет, а вот ясность может оказаться намного хуже того, что ты мог предположить.
На ночь она по привычке просмотрела новости в интернете. Как обычно: там гражданская война, там теракт с человеческими жертвами, этот проворовался, а того избирают на четвертый срок. Полная тоска и безнадежность. А у нее пока все хорошо. Ну, или не вполне хорошо, но более-менее.
Тридцать первое октября
две тысячи тринадцатого года
Понятой
Кориков возвращался домой после ночной смены – он работал инженером-диспетчером теплосетей.
Лифт не работал, пришлось подниматься пешком.
Ничего, это даже хорошо для здоровья, подумал Кориков. Особенно когда всю ночь сидишь.
На площадке четвертого этажа стояли два человека в полицейской форме и курили. Рядом с ними жалась к стене женщина с испуганным сонным лицом. Кажется, она здесь живет.
Занятная сценка, подумал Кориков. Что бы она значила?
И еще мысленно осудил полицейских: сами запрещают курение в общественных местах, а сами дымят где попало. И это у них во всем: инспекторы дорожного движения ездят по осевым, игнорируя знаки и правила, борцы со взятками то и дело сами попадаются на взятках, чего же тогда от простых граждан требовать?
– Здравствуйте! – сказал один из полицейских, выше ростом и званием – он был капитан. А второй был младший лейтенант, с одной звездочкой.
– Здравствуйте, – ответил Кориков.
– Не поможете?
– Это чем?
– Ну… Поприсутствовать надо.
– При чем?
– Да ничего страшного, – успокоил младший лейтенант. – Просто – по-соседски.
– По-соседски – в семь утра? – усмехнулся Кориков. – Извините, в другой раз.
Известны ему эти штуки, не зря он тридцать восемь лет прожил в этой стране. Вляпаешься там, где и не ожидаешь, а уж где ожидаешь, туда лучше вообще не лезть.
И он пошел дальше, читая разговор исчерпанным.
– Минутку! – окликнул капитан. – А вы вообще здесь живете?
– Здесь, здесь.
– Вы его знаете? – обратился капитан к женщине.
Та замялась, не могла сообразить, как правильно ответить.
– Видела вроде…
– Видели или вроде?
Сомнения женщины показались капитану достаточным основанием к дальнейшим решительным действиям.
– Документы, пожалуйста, покажем! – сказал он Корикову.
– С какой стати?
– С такой, что имеем право проверить.
Кориков знал, что такого права у полицейских нет. Только в каких-то особых случаях. Но черт их знает, что у них сейчас за случай.
Он достал и подал капитану свое служебное удостоверение с карточкой-пропуском.
– А паспорт?
Кориков подумал, достал и паспорт. В конце концов, что в этом такого? Посмотрят – отдадут.
Но капитан, посмотрев, не отдал, а сказал:
– Ну вот и славно.
И кивнул лейтенанту:
– Звони.
– Э, э, погодите! – возмутился было Кориков, но капитан приложил палец к губам.
