– Подсохло, подсохло. Весна совсем. И ты, Мань, по весне расцвела прямо. Хорошеешь день ото дня.
– Да я просто беременная, теть Ань, – вдруг сказала Манечка и тихонько радостно засмеялась.
У теток от такого ответа отпали челюсти, они-то приготовились к длительной и приятной процедуре травли. «Преступница» сначала должна была долго отпираться и бегать от них, а они бы ее, наоборот, подлавливали бы, изобличали и стыдили. А тут – нате вам, сразу – я беременная. Что теперь дальше делать прикажете? Одной злой волшебнице все же удалось захлопнуть челюсть, потому что она как-то неуверенно произнесла:
– Шалава бесстыжая!
Но товарки ее не поддержали:
– Да ладно вам, баба Катя. Я не бесстыжая, я счастливая.
И Маня легкой походкой отправилась к своему дому. Очнулась Дудкина и прокричала Мане вслед:
– Родители-то знают?
Маня обернулась и тоже крикнула весело:
– Приедут – скажу! До свидания!
И она помахала всем рукой. Очень расстроились ревнительницы нравственности, что лишились привычного развлечения, но духом не пали, а возложили все свои надежды на приезд Маниных родителей.
Ну и тетя Люся их уже не подвела. Приехали они утром в воскресенье. Все жители слободы были свободны и поэтому, как только завидели грузовик дяди Пети, сразу высыпали на свои крылечки. Я же стремглав понеслась к Мане. Столкнулась с тетей Люсей и дядей Петей у их калитки.
– Здравствуй, Света! Ты куда так несешься-то? – спросила тетя Люся.
– С приездом, теть Люсь! Да вот борщ варю, а лаврушка кончилась, хочу у Мани попросить.
– Борщ – дело хорошее, – вступил в разговор дядя Петя. – Может, пригласишь похлебать?
– Ой, дядь Петь! Как вы загорели уже! Да Маня сама небось наготовила вкуснятины, она у вас хлопотунья. Вот рада будет, что вы приехали! – тараторила я громко, а уж как к двери подошли, я вообще заорала во всю глотку:
– Маня! Встречай! Родители приехали!
Тетя Люся аж шарахнулась:
– Ты чего орешь, Светка?
А Манечка уже открыла дверь и с радостным визгом бросилась обнимать и целовать родителей. Они вошли в дом, а я задержалась и увидела, что тетки со всех ног стекаются к Маниному дому, боясь пропустить представление. Зрителей собиралось достаточно. Прибывших первыми я попыталась урезонить:
– Ну чего вы приперлись? Ступайте по домам, вам здесь не театр!
– Вот ты в театре своем и командуй, кому куда идти. А здесь ты не указчик.
Я еще погавкалась с ними, но тут из дома раздался дикий крик, и я рванулась внутрь. Кричала тетя Люся, и кричала вполне ожидаемые в данной ситуации слова: бесстыжая, опозорила родителей, как теперь людям в глаза смотреть, и еще, что она сейчас придушит дочь своими руками. Но она не только кричала, она гонялась за Маней с большим вафельным полотенцем, пытаясь огреть. Маня же бегала от нее, уворачивалась, но иногда все-таки получала. Бегать с пузечком ей было нелегко, она придерживала его одной рукой, второй пыталась отбить полотенце. Лицо у Мани было красным, она время от времени просила:
– Мам, ну не надо!
Но родительница ее вошла в раж, волосы растрепались, на лице поблескивали капельки пота, глаза горели. Маня вдруг надрывно закричала:
– Ну и убивай! Убивай вместе с внуком!
Плюхнулась на диван и заплакала. Тетя Люся и давай лупить ее полотенцем куда попало, та только пузо закрывала да плакала громко, как ребенок.
– Опомнись, теть Люсь!
Я попыталась оттащить ее в сторону. Но мамаша падшей дочери не опомнилась, а начала лупасить полотенцем меня. Это было так больно! Сначала я, не ожидавшая такого поворота событий, офигела и стояла пугалом недвижным, получая удары, потом адреналин вдарил в голову, и я начала сопротивляться. Завязалась нелепая женская драчка. Тетя Люся била меня и обвиняла во всех смертных грехах:
– Это ты, шалава, с толку ее сбила. Артистка хренова! Да чтоб ты провалилась, дрянь городская!
Я тоже в долгу не оставалась:
– Совсем одичала в лесу своем! Променяла дочь на оленей! Следить за дочерью надо было!
Тут она как хлестанет меня по лицу.
– Глаз! – заорала я. – Глаз мне выбила!
И я, завывая, картинно рухнула на пол в позу эмбриона. Глазу действительно досталось, но не так сильно, как я изображала. Зато тетя Люся испугалась, бросила полотенце и завопила:
– Петя, я ей глаз выбила! Меня теперь в тюрьму посадят! Петя! – И она рухнула на диван рядом с плачущей Маней и тоже зарыдала: – Доченька моя единственная! Мамку твою в тюрьму теперь посадят. И помочь тебе теперь некому будет, и защитить от злых людей. И внучка теперь не увижу!
Они начали так истово обниматься и целоваться, словно «воронок» уже прибыл за тетей Люсей и безжалостные милиционеры прямо сейчас утащат ее в тюрьму.
Я решила, что достаточно мы повеселили народ за забором своими радиоспектаклями, поднялась с пола и, не переставая моргать правым глазом, из которого все время лились слезы, заявила:
– Да нет, вроде видит, – и плюхнулась к ним на диван третьей.
Сидели мы втроем, молчали и только всхлипывали. Силы покинули воительниц. Никто не выиграл. Ничья.
– Ну хватит сырость разводить! – впервые за всю катавасию нарушил молчание дядя Петя. – Побуянили и хватит!
И вдруг как-то беззащитно улыбнулся:
– Люська! У нас же маленький будет! Елки-палки! Мань, ты говоришь мальчик?
– Мальчик, пап. УЗИ показало.
– Слышь, Люсь, – мальчишка!
Тетя Люся почему-то закрыла лицо руками.
– Нормально у тебя там все, в животе-то? – с беспокойством поинтересовался будущий дед.
– Врачи сказали, что все хорошо.
– Когда ждать?
– В сентябре.
– Не так уж и долго. – Дядя Петя встал, подошел к Мане и как-то неуклюже, смущенно поцеловал ее в голову. – Ты это… Теперь поаккуратнее, что ли. Береги мальца-то.
Он осторожно положил свою здоровенную ладонь на живот дочери, тихо засмеялся:
– Привет, парень!
– Шевелится? – шепотом спросила тетя Люся.
– Шевелится, мам, еще как шевелится. Потрогай!
И Маня положила руку матери на свой живот. Не знаю, что уж там почувствовала тетя Люся, но она вдруг нагнулась и поцеловала Манин животик. В доме явно пролетел ангел, потому что наступила какая-то радостная тишина.
– Вы там живые? – раздался крик с улицы. Дядя Петя подошел к приоткрытому окну и гаркнул:
– Живые! – а потом обернулся к нам: – Надо народ успокоить, а то после вашего ора с испугу кто-нибудь милицию вызовет. – И он пошел к дверям, распахнул их настежь и объявил: – Все нормально, гражданки и граждане. Поучила мать дочку как положено, а теперь радуемся. Внук у меня будет, бабоньки! В сентябре! Всех на крестины приглашаю. Ух, выставлюсь! Никто трезвым не уйдет!
