Я поглядела на горелый лес.
– Вы послушались Мейру?
Фаро усмехнулся:
– Среди мертвецов, донимавших старуху, видать, много было толковых военных. Это был стратегический план, и очень толковый. От Лианы в эти районы дорога только одна, лес ограничен горами, практически горлышко, самое удобное место для встречи неприятеля. Ну и мы тоже не пальцем деланные, кое-что соображаем в войне-то. Подкорректировали мертвецов и рискнули.
– Ушли из Лианы?
– Все ушли. И жители, и военные. Бросили укрепления, оружие и ушли. Уходить незаметно мы умели. В горах действительно была кой-какая химия, которую быстро доставили сюда…
– Дальше, Фаро, рассказывай дальше!
– А дальше что… Серые даже не задержались в Лиане, увидев брошенные артустановки и другое оружие, и кинулись добивать безоружного врага. Мы уже слышали их победные крики, но тут и полыхнуло…
Мертвецы очень постарались, показали нам, смертным, в каком огне горят грешники в аду. Какая там военная операция. Мы все решили, что начался конец света, и сейчас сгорит вся земля. От страха выли даже все видавшие боевики… И длилось это целую вечность.
Фаро замолчал. Я тупо смотрела на горелый лес.
– Не смотри туда. Садись. Поехали.
Я повиновалась. До дома доехали молча, а там Фаро, помыв руки, сразу начал греметь кастрюлями и сковородками, собираясь кашеварить, и даже что-то напевал себе под нос, видимо, давая мне понять, что беседовать со мной не намерен. Я поняла, что приставать к нему сейчас не стоит, но все равно спросила:
– А дальше – вы победили?
Он как грохнет сковородой о плиту. Потом взял себя в руки, продышался и, указав мне на стул, буркнул:
– Садись!
Я села с видом тихони-троечницы.
– Значит так, Пепа. Я сейчас тебе дорасскажу, что было, потому что сам виноват, старый дурак, начал рассказывать слабоумной страшные сказки, но чтобы потом я тебя не видел и не слышал. Поднадоела ты мне за сегодня. На рынке без остановки языком молола, сейчас вопросами достаешь. Я много лет холостяк, я уже подзабыл, как это суетно, когда женщина в доме!
Я вылупила на него глаза в немом изумлении.
– Да! – продолжал он, все больше горячась. – По виду ты не женщина, средний пол, но болтаешь и свой нос суешь во все щели, как самая распоследняя баба!
– Ни фига себе! – только и смогла вымолвить я. Встала и пошла в свою комнату, вернее, в комнату, где мне разрешено было спать.
Но о сне не могло быть и речи. Во-первых, меня всю трясло от обиды. Во-вторых, Фаробундо не угомонился и шумел на кухне так, будто решил ее разгромить, попутно он громко ругался, то конкретно на меня, то вообще на «молодых умников», потом ушел к себе и начал стучать молотком, видимо, у него там дело тоже не заладилось, потому что я услышала, как он отшвырнул молоток с проклятиями, что-то разбив при этом, потом что-то бурчал, бурчал и наконец захрапел. Храпел старик так, что я всерьез испугалась за его здоровье, как бы у него там внутри чего-нибудь не лопнуло. Я посидела в комнатушке, униженная и оскорбленная, к тому же голодная, и решила дом покинуть, во всяком случае, на время, а к ночи видно будет. Взяла кое-чего с собой из новых покупок и выползла на свет божий. Первым делом нашла на огороде морковку, помыла, сгрызла и пошла купаться, накупалась в волю, позагорала, пришла в себя и отправилась к Мейре. Было у меня к ней дело.
Старуху я нашла на прежнем месте у тлеющего костерка, хотя жара только-только начала спадать, она вроде как дремала, сидя на своей скамейке, но как только я подошла поближе, глаза открыла и уставилась на меня.
– Здравствуйте, бабушка Мейра! – неуверенно поприветствовала я. Но старуха почему-то обрадовалась.
– Во! Внучка явилась не запылилась! Зачем пришла-то? Опять голова болит?
– Нет. Ничего у меня не болит. Наоборот, пришла поблагодарить за вчерашнее.
– Ну благодари!
– Спасибо большое, что помогли мне, – и я протянула ей свои подарки, купленные на рынке на честно заработанные деньги.
Выбирая подарки для Мейры, я руководствовалась следующими соображениями: что обычно дарят древним старухам у нас в деревне? Платки, как правило, и леденцы. Наши старухи без зубов, очень любили пососать сладенькую карамельку. А еще вспомнила из всяких книжек, что индейским вождям очень нравились яркие бусы и стекляшки, которые им всучивали белые завоеватели, поэтому мною были приобретены ярко-красные недорогие бусы из стекла. И все это я неуверенно протянула Мейре.
Реакция ее была странной. Платок она долго щупала, нюхала, то складывала, то раскладывала, то трясла перед глазами, то прижимала к уху, словно прислушивалась к чему-то, наконец, зачмокав довольно губами, сняла старый линялый и повязала мой с ярким рисунком.
– Какой красивый платок! – сказала она, и у меня отлегло от сердца. Бусам же Мейра обрадовалась как маленький ребенок.
– О! – выдохнула она с восторгом, стала разглядывать каждую бусинку на солнце, перекладывать из ладони в ладонь, постукивала бусинками друг о друга и наконец даже полизала. А когда все-таки надела на шею, то радостно засмеялась.
– А еще чего? – жадно спросила она, и я протянула ей коробку с леденцами. Она долго и счастливо рассматривала жестянку, пока не потребовала ее открыть. Я открыла и на всякий случай предупредила:
– Это конфеты такие, их можно сосать.
Мейра тут же засунула желтый леденец в рот и даже глаза закрыла от удовольствия. Так она сидела ну очень долго, я уж подумала, что заснула, и собралась потихоньку уматывать, но она сначала произнесла:
– Вкусно, вкусно! – Потом открыла глаза, засмеялась и сказала мне: – Иди сюда, поцелую!
Я села на землю у скамеечки, она погладила меня по голове, как в прошлый раз, и чмокнула в макушку. И мы обе одновременно довольно засмеялись.
– Ох ты и молодец, девчоночка. Рассмешила старую Мейру! А главное эти-то, эти-то… от зависти аж замолчали! – И старуха захохотала так, что из глаз ее потекли слезы, она вытирала их ладонями и продолжала хохотать.
– Это вы сейчас про кого, бабушка? – аккуратно спросила я.
– Да про мертвецов!
– Про каких мертвецов?
– Да сестры мои и подруженьки ходят и смеются надо мной. Вот, говорят, Мейра, все уже давно поумирали, а ты все живешь и живешь. Вон какая старая и некрасивая стала, а мы-то молоденькие и хорошенькие.
– А они молоденькие?
– Молоденькие, хорошенькие, – радостно подтвердила бабка. – Да ты про них плохо не думай. Они добрые и меня любят, скучают по мне, вот и приходят поболтать. Просто всегда насмешницы были. Да еще модницы, очень наряжаться любили. Вот и завидуют, дурочки, сейчас моим обновкам. Ой, и насмешила ты меня, девочка, ой насмешила, – и она опять погладила меня по голове. – Ты чего притихла? Мертвецов, что ли, испугалась?
