– Обалдеет, точно, – пообещала я мрачно, и романтическая Кончита унеслась на работу.
С голландским получилась полная фигня. Он никак не лез в мою бедную голову. Я с ненавистью брала словарь, который приволок мне Серхио, и честно пыталась хоть что-нибудь выучить.
«Папа, мама, здравствуйте» я еще одолела, а дальше никак.
Я явно не была полиглотом. Наоборот, проклятый голландский что-то сломал в моей голове, и я начала думать по-русски, а это уже вообще никуда не годилось, потому что от русских мыслей у меня дико портилось настроение.
Светлана Хохрякова начала подавать признаки жизни. Так ее вроде и не было, была какая-то Пепа. Ванхох без прошлого, жила своей странной жизнью, а тут эта Светочка со своими вопросами: что дальше? Зачем я все это делаю? Как возвращаться домой? Влюблена ли я в Серхио? Кто он такой? Может быть, съездить к Мейре? Или сказать, наконец, правду? Что же, я всю жизнь буду Пепой? Конкретное раздвоение личности, практически шизофрения.
В результате я развела костер и сожгла испано-голландский словарь. Обучила Кончиту «папа, мама, здравствуйте» и заявила, что больше ничего не вспоминается.
Она, конечно, расстроилась, но мне психическое здоровье было важнее.
И как только Светочка Хохрякова во мне подавала голос, я с ненавистью приказывала ей заткнуться. А чтобы она не ныла, я шла заниматься тяжелым физическим трудом – например, мыла полы в длинном сарае, иногда по три раза в день.
Народ удивлялся, но молчал, видно, у меня было такое мрачное лицо, что отпадала всякая охота лезть с вопросами.
Зато от гордыни и следа не осталось. Величие растаяло, как дым от сигареты, которые я начала смолить одну за другой, и с облегчением опять осознала себя придурком в чрезвычайных обстоятельствах.
Вот тогда и появилась Катарина. Как и в прошлый раз, это было рано утром. Мы с Фаро еще только раскладывали овощи на прилавке. Народу почти не было, так что я заметила ее издалека, почему-то страшно обрадовалась и закричала:
– Привет, Катарина!
Она улыбнулась и приветственно помахала мне рукой. Пока она быстро шла к нашей торговой точке, мой хозяин, почтенный сеньор Фарабундо, вдруг заявил:
– Ну, ты давай сама, мне по срочному делу… – и удалился по направлению к центру рынка, так и не разложив товар до конца.
Удивиться я не успела, потому что Катарина уже стояла рядом, и я полезла к ней целоваться прямо через прилавок.
– Где Педро? – сразу спросила я.
– Возится с машиной, сейчас подойдет!
– Что брать будете?
– Все!
– Здорово! Тогда пусть Педро грузит вот эту часть, – я показала на мешки с овощами, которые должна была продать. – А мы с тобой пойдем пить кофе. Давай?
Катарина согласилась, и мы пошли. По дороге встретили Педро, объяснили, что забирать, а потом болтали так, будто три дня до этого сидели в одиночных камерах. И кафе выбрали самое дальнее, к «Берналю» не пошли, почему-то мне не хотелось делиться Катариной со своими знакомыми. Она явно была птичкой из другой стаи, хоть и маскировалась под местную.
Нам принесли кофе, но я к нему даже не притронулась. Я рассказывала, как долго стояли ее розы, а потом я их засушила, они и сейчас украшают мое жилище. Она страшно обрадовалась. Я поведала, что мы теперь почти каждый день играем спектакль, кроме понедельника и среды, что он пользуется успехом, хотя зрители знают его уже наизусть и иногда произносят текст вместе с артистами, не говоря уж про песенки, что дети сердятся и расстраиваются из-за этого и что мы задумали сделать новый.
Катарина восторженно-внимательно слушала и звонко смеялась над моими шутками. Как же нам приятно было общаться! Но подошел Педро и сказал, что пора ехать. Я расстроилась ужасно.
– Ну посидите еще… Так не хочется расставаться… Я еще не наболталась…
– Я тоже, – сказала Катарина и вдруг предложила: – Поехали с нами.
– С вами? – изумилась я. – А хозяйка?
– Мне кажется, она будет довольна. Я ей о тебе рассказывала, и она выразила желание с тобой познакомиться.
– Зачем?
– Она сама иностранка, живет затворницей, а главное – дети. С ними не все в порядке. Даже есть почти перестали.
– Какой кошмар!
– Кошмар – не то слово! – веселость Катарины вмиг улетучилась, и она явно стала нервничать.
Занервничал и Педро. Он почему-то сказал:
– Может быть, не стоит, Катарина. Во всяком случае, не сегодня…
Девушка промолчала, зато я, как самая умная, ответила:
– Здрасьте! А когда? Сегодня как раз среда, спектакля нет, значит, я свободна. Обратно отвезете? – и, не дожидаясь ответа, понеслась домой, крикнув: – Я за куклой!
Быстро схватила Пепу-2, забежала к Фаро. Он был на месте.
– Я все продала и исчезаю.
– Куда?
– В гости еду! – похвалилась я, но вдруг осеклась и почему-то спросила: – Можно?
– С какой стати ты у меня-то спрашиваешь?
– Мне показалось, что вы недовольны.
– Да Бог с тобой, конечно, езжай!
– Ура! К вечеру вернусь!
Я на бегу попросила Кончиту передать детям, которые придут вечером, что занятий не будет, и понеслась к машине.
Какая-то мыслишка пыталась пробиться к моему сознанию, но возбуждение от предстоящей поездки задавило ее слабые попытки.
Я и Лианы-то толком не видела, вся моя жизнь крутилась около рынка, да еще были поездки к Фаро в Галундос. А тут мне предстояла поездка на машине «далеко отсюда».
Так что я в самом прекрасном расположении духа уселась в джип на заднее сиденье рядом с Катариной. Педро завел мотор, и мы тронулись. Я даже не поняла, сколько времени мы ехали – так красиво было вокруг. Глазела в отрытое окно и вслух восхищалась увиденным.
Восхищаться было чем: дорога петляла по горам, поросшим красивейшим лесом, мы то поднимались, то спускались, я видела стайки волнистых попугайчиков и визжала от восторга каких-то непонятных мне зверьков, прыгающих с ветки на веку, и даже небольших крокодилов, греющихся на берегу реки, которую мы переезжали по мосту.
– Крокодилы! – заорала я, когда поняла, что зелено-грязные, медленно передвигающиеся бревнышки – это хорошо известные науке пресмыкающиеся. Мне показалось, что Катарина и Педро не поняли меня, и я стала толкать их с воплями: – Вон они! Смотрите!
– Да, да, мы видим. Они всегда здесь лежат. По дороге мало кто теперь ездит, они не боятся!
Отъехав от лежбища крокодилов, мы свернули в лес.
– Сейчас будет не очень комфортно, – предупредил Педро, и джип запрыгал по корням деревьев.
Я сначала испугалась, что заблюю салон, но вестибулярке было плевать на «американские горки», и я только ойкала.
