Половина апреля. Май. Июнь. Июль. Половина августа. — Сухо. Солнце перемещается к северу.
Половина августа. Сентябрь. Половина октября. — Дожди. Солнце снова в зените.
Половина октября. Ноябрь. Декабрь. Январь. Половина февраля. — Сухо. Солнце перемещается к югу.
Дождевые периоды могут быть длиннее и короче — это зависит от ветра, но в общем я наметил их правильно. Мало-помалу я убедился на опыте, что в дождливый период мне очень опасно находиться под открытым небом: это вредно для здоровья. Поэтому перед началом дождей я всякий раз запасался провизией, чтобы возможно реже выходить за порог и все дождливые месяцы старался просиживать дома.
Глава 11
Робинзон продолжает исследовать остров
Много раз пытался я сплести себе корзину, но те прутья, которые мне удавалось достать, оказывались такими ломкими, что у меня ничего не выходило.
Ребёнком я очень любил ходить к одному корзинщику, проживавшему в нашем городе, и смотреть, как он работает. И теперь это мне пригодилось. Все дети наблюдательны и любят помогать взрослым. Приглядевшись к работе корзинщика, я скоро подметил, как плетутся корзины, и по мере сил помогал моему приятелю работать. Понемногу я научился плести корзины не хуже его. Так что теперь мне не хватало только материала. Наконец мне пришло в голову: не подойдут ли для этого дела ветки тех деревьев, из которых я сделал частокол? Ведь у них должны быть упругие, гибкие ветки, как у нашей вербы или ивы. И я решил попробовать.
На другой же день я отправился на дачу, срезал несколько веток, выбирая самые тонкие, и убедился, что они как нельзя лучше годятся для плетения корзин. В следующий раз я пришёл с топором, чтобы сразу нарубить побольше веток. Мне не пришлось долго разыскивать их, так как деревья этой породы росли здесь в большом количестве. Нарубленные прутья я перетащил за ограду моего шалаша и спрятал.
Как только начался период дождей, я сел за работу и сплёл очень много корзин. Они служили мне для разных надобностей: я носил в них землю, складывал всякие вещи и т. д. Правда, корзины выходили у меня грубоватые, я не мог придать им изящества, но, во всяком случае, они хорошо выполняли своё назначение, а мне только это и нужно было.
С тех пор мне часто приходилось заниматься плетением корзин: старые ломались или изнашивались и нужны были новые. Я делал всякие корзины — и большие и маленькие, но главным образом запасался глубокими и прочными корзинами для хранения зерна: я хотел, чтобы они служили мне вместо мешков. Правда, сейчас зерна у меня было мало, но ведь я намеревался копить его в течение нескольких лет.
…Я уже говорил, что мне очень хотелось обойти весь остров и что я несколько раз доходил до ручья и ещё выше — до того места, где построил шалаш.
Оттуда можно было свободно пройти к противоположному берегу, которого я ещё никогда не видал. Я взял ружьё, топорик, большой запас пороха, дроби и пуль, прихватил на всякий случай два сухаря и большую ветку изюма и пустился в путь. За мною, как всегда, побежала собака.
Когда я дошёл до моего шалаша, я, не останавливаясь, двинулся дальше, на запад. И вдруг, пройдя с полчаса, я увидел перед собою море, а в море, к моему удивлению, полосу земли.
Был яркий, солнечный день, я хорошо различал землю, но не мог определить, материк это или остров. Высокое плоскогорье тянулось с запада на юг и находилось от моего острова очень далеко, — по моему расчёту, милях в сорока, если не больше.
Я не имел понятия, что это за земля. Одно я знал твёрдо: это, несомненно, часть Южной Америки, лежащая, по всей вероятности, недалеко от испанских владений. Весьма возможно, что там живут дикари-людоеды и что, если бы я попал туда, моё положение было бы ещё хуже, чем теперь.
Эта мысль доставила мне живейшую радость.
Значит, напрасно я проклинал свою горькую участь. Жизнь моя могла бы оказаться гораздо печальнее. Значит, я совершенно напрасно мучил себя бесплодными сожалениями о том, зачем буря выбросила меня именно сюда, а не в какое-нибудь другое место. Значит, я должен радоваться, что живу здесь, на моём необитаемом острове.
Размышляя таким образом, я не спеша подвигался вперёд, причём мне приходилось убеждаться на каждом шагу, что эта часть острова, где я находился теперь, гораздо привлекательнее той, где я устроил своё первое жилье. Всюду здесь зелёные поляны, разукрашенные дивными цветами, прелестные рощи, звонко поющие птицы.
Я заметил, что здесь во множестве водятся попугаи, и мне захотелось поймать одного: я надеялся приручить его и научить говорить. После нескольких неудачных попыток мне удалось изловить молодого попугая: я подшиб ему палкой крыло. Оглушённый моим ударом, он свалился на землю. Я подобрал его и принёс домой. Впоследствии мне удалось добиться того, что он стал называть меня по имени.
Дойдя до морского берега, я ещё раз убедился, что судьба забросила меня в самую худшую часть острова.
Здесь весь берег был усеян черепахами, а там, где я жил, я за полтора года нашёл только трёх. Здесь было несметное множество птиц всевозможных пород. Были и такие, каких я никогда не видал. Мясо некоторых оказалось очень вкусным, хотя я даже не знал, как они называются. Среди известных мне птиц самыми лучшими были пингвины.
Итак, повторяю ещё раз: этот берег был во всех отношениях привлекательнее моего. И всё же я не имел ни малейшего желания переселяться сюда. Прожив в своей палатке около двух лет, я успел привыкнуть к тем местам, здесь же я чувствовал себя путником, гостем, мне было как-то не по себе и тянуло домой.
Выйдя на берег, я повернул к востоку и прошёл по прибрежью около двенадцати миль. Тут я воткнул в землю высокий шест, чтобы заметить место, так как решил, что в следующий раз приду сюда с другой стороны, и направился в обратный путь.
Я хотел вернуться другой дорогой.
«Остров так невелик, — думал я, — что на нём нельзя заблудиться. В крайнем случае, я взберусь на горку, осмотрюсь и увижу, где находится моё старое жилье».
Однако я сделал большую ошибку. Отойдя от берега не больше двух-трёх миль, я незаметно спустился в широкую долину, которую так тесно обступали холмы, поросшие густыми лесами, что не было никакой возможности решить, где я нахожусь. Я мог бы держать путь по солнцу, но для этого надо было в точности знать, где находится солнце в эти часы. Хуже всего было то, что в течение трёх или четырёх дней, пока я блуждал в долине, погода стояла пасмурная, солнце совсем не показывалось. В конце концов пришлось снова выйти на берег моря, на то самое место, где стоял мой шест.
Оттуда я вернулся домой прежней дорогой. Шёл я не торопясь и часто присаживался отдохнуть, так как погода была очень жаркая, а мне приходилось нести много тяжёлых вещей — ружье, заряды, топор.
Глава 12
Робинзон возвращается в пещеру. — Его полевые работы
