Часы пробили семь раз. Бенефис знаменитой балерины Елисеевой в Большом театре начался. Мужа Веры не было дома…
24
Оксана тоже сидела на полу рядом с пепельницей, уже доверху заполненной окурками, и раскачивалась в такт только ей одной слышимой мелодии. Она затушила очередную сигарету и с трудом поднялась, облокотившись на стол. Нащупала нетвердой рукой телефон:
– Прости, детка. Я все время звоню с твоего. Но не волнуйся, мама положит денежки, мама все сделает, все устроит.
Оксана набрала номер, сказала снявшему трубку мужчине:
– Разведись!
– Что? – Собеседник оказался в крайнем замешательстве. Оксане показалось, что он даже не понял, кто звонит.
– Ты сказал: «Хочешь, я разведусь?» Хочу.
– Ты пьяна?
– Трезвее, чем ты думаешь. И очень серьезна.
– Оксана… Слушай… Детка, я думал, ты понимаешь, что это просто игра. Мне казалось, ты принимаешь правила.
– Игра, – покорно согласилась Оксана, из последних сил сдерживая давным-давно не проливавшиеся слезы. – Вся моя жизнь игра.
Она отбросила телефон в сторону, посмотрела на него злым, тяжелым взглядом:
– Ты – игра. – Потом скосила глаза на висящий на стене календарь с изображением известной балерины, процедила: – И ты игра. – Затем взглянула на фотографию молодых людей в свадебных костюмах: невеста Ксанка победоносно улыбается, удрученный жених не смотрит в объектив. Оксана знала, что не сможет поймать Мишин взгляд, но все же обратилась к нему: – И ты игра. – Она сделала несколько нетвердых шагов по ковру: – И даже ты, доченька, игра. Игра моего воображения. – Она сжала ладонями виски: – А почему ты замолчала? Не молчи, Дашутка! Говори что-нибудь, пожалуйста! Или вернись к пианино. Давай что-нибудь громкое, торжественное, прощальное. Я еще похожу немного за твоей спиной, ладно? А ты не обращай внимания. Это просто последние па.
25
Последние па перед антрактом Дина смазала, но даже не разозлилась на себя. Как тут не ошибиться, как удержаться от волнения, когда решается судьба, и сердце, готовое выскочить из груди, кажется, заглушает целый оркестр. Во время поклонов между танцами она заметила в первых рядах восхищенные лица родных, одобряющие улыбки знакомых, завистливые взгляды коллег, скучающее выражение на физиономии очередного поклонника с букетом белой сирени. И откуда только они узнают про сирень? Но главного она, конечно, углядеть не могла. Софиты не позволяли увидеть ярусы, и Дина торопила время, танцевала быстрее, опережала музыку в надежде, что от этого огни погаснут быстрее.
И они погасли. И балерина посмотрела прямо в центр первого яруса. Он был полным. И только одно место – то самое, судьбоносное, – пустовало…
– Это успех, слышишь? Аншлаг! – Радостный Марк встречал ее за кулисами. – Теперь я могу кое-что показать тебе. Ты заслужила. – Он потряс перед ее лицом какими-то бумажками.
– Ага. – Она прошла мимо директора к гримерной.
– Эй, ты чего? – Рука с бумагами растерянно опустилась. – Это же приглашение на гастроли по Италии. Послезавтра уезжать. Мне контракт-то подписывать?
– Подписывай, – буркнула Дина, не оборачиваясь, и исчезла за дверью.
Ей стало совершенно все равно, куда ехать, где и как выступать. Не было радости. Не было счастья. Не было эйфории. Одно-единственное ощущение владело ею: ощущение полного и непоправимого провала. И никакой успех, никакие аплодисменты, никакие поклонники и никакая сирень не смогли бы скрасить разочарования от того, что он не пришел.
26
– Папа пришел! – Восторженный крик сына вывел Веру из оцепенения.
Надо держаться. Надо выглядеть достойно. Незачем ему чувствовать себя виноватым. Нет, она просто не переживет, если он начнет лепетать и пытаться объяснить, и просить прощения. Этого она точно не вынесет. Ей станет так его жалко. Она будет знать, как он страдал все эти годы, как мучился от разлуки с другой, живя с Верой. И она станет ненавидеть себя за все причиненные ему страдания. Нет, лучше пусть просто уйдет без объяснений, соберет свои вещи и уйдет. А она справится. У нее все сложится замечательно. Она ведь будет знать, что он счастлив.
– А что это здесь такое происходит? – Муж заглянул в комнату и недоуменно оглядел устроенный женой кавардак, посмотрел на Веру: плащ так и не снят, волосы в беспорядке. – Я думал, ты давно готова.
– К чему? – безжизненно откликнулась Вера.
– Так в ресторан идти. У меня же день рождения сегодня. С утра ты об этом помнила.
– Да… я… я просто… – Вера никак не могла поверить в происходящее. – А где ты был?
– Покупал тебе подарок.
– Мне? В честь чего?
– В честь того, что устал слушать о том, как ты соскучилась по родителям и племяннику. Так что сейчас торжественно ужинаем в ресторане, потом собираем чемоданы и летим на виллу к Джузеппе. А там уж празднуем мой день рождения еще раз. С опозданием, зато в большой компании. Одевайся, Верочка, есть ужасно хочется.
– Я… я не понимаю, ты что, купил билеты в Италию?
– Купил. Неделя на солнце дождливой осенью нам всем не повредит.
– А как же работа? А школа? А…
– Подумаешь об этом в самолете. Одевайся, Веруня.
Вера вскочила с пола, повисла на шее у мужа, уткнулась носом в его шею, прижалась так же, как пару часов назад к ней прижималась девочка Нелли. Не чувствовала Вера ни победы, ни эйфории, ни торжества. Она просто была счастлива. Стояла так несколько секунд, потом вспомнила про не снятый плащ, взлохмаченные волосы, про команду «одеваться», разомкнула объятия, бросилась вон из комнаты, но на пороге замерла, обернулась, испытующе посмотрела на мужа:
– Миш, я здесь конверт для тебя с утра оставляла. Где он?
– Конверт? А… с открыткой какой-то внутри? А я что-то и не прочитал даже, решил, что это старье какое-то. В общем, я ее выкинул.
– Выкинул???
– Ну да, а что? Было что-то важное?
Вера быстро замотала головой, повторила ликующе:
– Выкинул! – Подбежала к мужу, чмокнула его в щеку и на сей раз, уже не останавливаясь, помчалась одеваться.
– Сколько же у тебя бумажного хлама. – Миша взялся поднимать разбросанные документы. – Здесь статьи десятилетней давности. Вер, можно я выброшу, а? Если понадобится, все в компьютере есть. Зачем пыль собирать?
– Выкини, – откликнулась она из спальни и из вороха платьев, из которого никак не могла выбрать самое-самое.
Михаил выбрал несколько старых статей и вышел на лестницу, поднялся на пролет, открыл ящик мусоропровода, сложил туда бумаги, а потом… потом нащупал в кармане белый конверт с прочитанным еще с утра приглашением, вытащил его, положил на статьи и захлопнул ящик, отправляя в небытие свое мрачное прошлое. Он развернулся и пошел обратно: к своему настоящему и единственно возможному будущему.
