Степан Васильевич Баев не имел никакого отношения к мясокомбинату – он был работником советского торгпредства в ГДР. Как Настя с ним познакомилась, Карлу известно не было, но каким-то образом, он догадывался, это связано с Германией, куда жена ездила несколько раз – то по теткиному приглашению, то по путевкам, которые стали доступней с тех пор, как она сменила работу. Как бы то ни было, намерения у торгпреда Баева были серьезными. Не последним обстоятельством явилось, наверное, и то, что он недавно овдовел. Работа между тем настоятельно требовала его присутствия в ГДР, а присутствовать там он мог только будучи женатым: Министерство иностранных дел по-своему решало задачу о курице и яйце.
Встреча Карла с торгпредом произошла, когда тот помогал Насте – своей новой жене – перед отъездом. Вошли двое мужчин, и Карл не сразу понял, кто из двоих герой новой пьесы, пока вперед не шагнул коренастый человек лет пятидесяти с высоким лбом под коротким седоватым бобриком волос. «Вы готовы?» – обратился он к Насте, после чего кивнул второму на чемоданы. Таксист, догадался Карлушка, когда тот ухватил вещи и скрылся за дверью. Или у него свой шофер?.. Однако все это вспомнилось уже потом, а в тот момент он отчетливо видел только сына. Ростик, немного чужой в новой заграничной куртке «на вырост», стоял у письменного стола и держался рукой за угол. Плечи куртки были широкими, и Ростик выглядел в ней каким-то жалким, хотя не хотелось думать о сыне таким словом, но – да, он был жалким, потому что было жалко его, такого хрупкого и родного. Настя что-то начала говорить про обмен, и торгпред ее прервал: «Вы предупредили, Настя?..». Карл удивился уважительно-отчужденному «вы» и не сразу понял, что «предупредить» о чем-то собирались именно его, бывшего мужа. Настя не претендовала на жилплощадь (она так и выразилась), поэтому обе комнаты поступали в полное распоряжение Карла. «Не хватало, чтоб она у тебя еще и кусок коммуналки оттяпала, – резюмировал Кондрашин. – В Москве небось у него хоромы ого-го! – И добавил: – Ты у нас теперь богатый жених: две комнаты. Не хило… Если что, – Генка подмигнул, – ты ключик-то дашь, по холостому делу?»
О квартире в Москве Карл не задумывался – хватит с него дел с обменом. Ростик по телефону сказал, что у него отдельная комната. Ни гордости в голосе, ни восторга – одна растерянность, и Карлу представилось, что он так и стоит в той нарядной куртке, сжимая в руке чужую телефонную трубку.
– Ты как там? – Карл говорил громко, хотя спиной чувствовал живой интерес Марии Антуанетты.
– Нормально, – бледным спокойным голосом отвечал сын.
Тощее меню вопросов быстро исчерпывалось. Мальчик послушно отвечал одним и тем же словом: «Нормально». Ходит в школу – так он и здесь ходил. В новом классе «нормально», что бы это ни означало, – и здесь было «нормально». Чуть более оживленно Ростик сказал, что в Москве в школах форма другая, похожая на солдатскую, представляешь, пап?
– Ну и как она тебе нравится? – ухватился Карл.
Помолчав, Ростик ответил:
– Нормально.
Ростик, мальчик мой, росточек мой любимый! Мне без тебя… Мне совсем не «нормально», я давно забыл, как это – жить без тебя, Ростик.
Внутренний этот вопль – или скорее скулеж – прервал сын:
– Как бабуля себя чувствует?
Карлушка обрадовался, что Ростик так и сказал: «бабуля» в чужом доме, в чужую трубку. Признаться же в собственном малодушии не смог и потому ответил единственно подходящим словом:
– Нормально. Нормально, сын.
Емкое слово.
Он не слишком погрешил против истины: мать чувствовала себя почти нормально, после непонятного приступа головокружения. «Не комната, а карусель, – пожаловалась она Карлушке, – боюсь упасть». Началась другая карусель, стандартная: поликлиника, анализы, очереди. Теперь она должна была каждый день принимать таблетки «от давления», зато комната кружиться перестала.
О чем сказать в первую очередь – о разводе или о сегодняшней встрече? Вторая новость может настолько захватить внимание, что на первую просто не хватит эмоций. В голове начал выстраиваться диалог с матерью – торжество абсурда, если начать с длинного шарфа, словно его зацепившаяся нитка протянулась в далекую отцовскую юность, когда не было на свете ни его, Карла, ни той красавицы-машинистки, оказавшейся ни много ни мало его… кузиной, что ли? Если отцы – двоюродные братья, то они ведь тоже двоюродные?..
Начать можно просто и деловито:
«Свяжи мне длинный шарф, пожалуйста, – сейчас многие носят, это очень удобно. Только не делай бахрому, а то зацеплю где-нибудь, вот как сегодня.
«А где ты зацепил сегодня?»
«Да не я зацепил, а девушка. Хозяйка квартиры».
«Что за девушка, какой квартиры?..»
«Ну, насчет обмена. Хочу поменяться – надоела коммуналка. И знаешь, что оказалось?»
Вот здесь нельзя ждать паузы, нужно продолжать.
«Мы оказались родственниками! Она, девушка эта, – внучка Коли. Папиного двоюродного брата! Случайно выяснили, когда она шарфом за ящик зацепилась». И пересказать абсурдный сюжет, то есть завернуть один абсурд в другой.
Как дальше пойдет, не очень понятно, но в конце концов она неизбежно должна спохватиться:
«А Настя что, тоже была?»
«Нет, Насти не было».
Это нужно сказать спокойно, твердо, безо всякой бесшабашности.
Мать снимет очки, отложит в сторону.
«Что-то случилось?»
«Мы с Настей разошлись. Она уехала, и я меняю квартиру».
Кратко и емко, почти патентная формула.
Можно быть уверенным, что ни обмороков, ни истерик не последует: матери это не свойственно. Таблетки «от давления» предотвратят, надо надеяться, его подскок. Осуждать Настю она не станет, за это можно быть спокойным тоже, и не из теплых чувств к невестке, а из-за него, хотя он давно уже любил не жену, а только нежную ямочку у нее на щеке.
После того как будет сказано главное, можно вернуться к самой болезненной точке – Ростику.
Странный вечер, странная ночь. В доме напротив погасло последнее бессонное окно. Сам дом выглядит от этого каким-то размытым и плоским, словно с исчезнувшим прямоугольником света он утратил объемность. Здесь, в темной комнате вокруг него, все предметы стало видно хуже, словно вещи закутались, желая спрятаться. Старое отцовское кресло было удобным, вставать не хотелось. Лень было повернуть руку, чтобы посмотреть на часы. Когда в книгах описывают бессонницу, герои мечутся и время от времени впадают в недолгое забытье, словно такое возможно на самом деле! Уж забылся так забылся, главное – не проспать будильник.
…Что-то сегодня случилось удивительное. Припомнил не сразу: мешала клочковатая темнота в комнате. Не надо было гасить свет, подумал было, но не хотелось тянуться к лампе. На стене показалось уродливое горбатое пятно. Абсурд – откуда оно взялось?.. Это не здесь; это совсем на другой стене. Такая двоюродная стенка. Если там пятно, то здесь тоже появляется.
