Как мне кажется, все китайцы знают, что термин «цинъи» означает вид амплуа в Пекинской опере. Однако один мой западный друг, достаточно хорошо владеющий китайским языком, поинтересовался, нельзя ли перевести «цинъи» как «черное платье»?
Как можно пленительный женский образ низвести до простого черного платья? Впрочем, нельзя сказать, что данное заблуждение совершенно бессмысленно. Его ценность заключается в том, что оно позволило мне четко разглядеть феномен эмпирической отгороженности. В душе каждый из людей живет своей жизнью, ограничиваясь собственными представлениями.
Би Фэйюй
Предисловие
Каждую секунду я соревнуюсь с этим миром и периодически выпускаю по книжке. Соревнование это по форме очень простое, все, что может вызвать у меня интерес, должно произойти в моей душе. Вот уже двадцать лет, как я повторяю это.
В моем понимании творчеств о является не чем иным, как процессом многократного повторения. И для меня каждое следующее повторение отличается от предыдущего. Прямо как требования моего инструктора по фитнесу: еще раз, восемь; еще раз, девять; еще раз, десять. Притом что штанга одна и та же, вес у нее один и тот же и все мои движения одинаковы, только мне известно, насколько велика разница при этой кажущейся одинаковости. Первый раз дается мне играючи, на третий – я еще готов свернуть горы, а на десятый – мне требуется задействовать все свои силы. И поэтому мои кровеносные сосуды работают на полную мощность.
Я чувствую легкость. Являясь одним из многих, я понимаю, насколько мне легко. Слава Небу, не мне одному ведомо это состояние. Когда я был еще совсем молодым, мне впервые довелось прочесть об этом состоянии у Кундеры, который, говоря о легкости, определил ее удушливым словом «невыносимая». Меня это очень впечатлило.
«Легкий» человек одновременно является смелым, конкретно это проявляется в том, что он не боится тяжести. Несмотря на кажущееся противоречие, никакого противоречия тут нет. Простые китайцы эту противоречивую житейскую философию без затей определили так: босоногим не страшны те, кто в ботинках.
Я хочу поблагодарить всех, кто оказал содействие в выходе этого собрания сочинений. Разыскав произведения, написанные мною на данный момент, они решили выпустить собрание в семи томах. Я понимаю, что эти семь томов – капля в безбрежном море книг. Однако друзья наверняка простят человека, выжавшего штангу семь раз, после чего его сердцебиение зашкалило. Это даже не сердцебиение, а приятная одышка. В ней сосредоточена неизбежная гордость: тяжесть ничего со мной не сделала.
Но дисков штанги неисчерпаемое количество, они уже подготовлены. Диски эти – поднимаемые на гору камни, а мы – Сизифы. Единственно, кем мы можем быть, это Сизифами. Ну и что с того? Это просто смешно. Пока камни будут скатываться, мы сможем снова и снова закатывать их наверх. Я вернусь завтра. Вернусь послезавтра. Ну и что тут такого? Ведь именно так и создаются легенды.
Утром 6 мая 2008 г.
Нанкин, на квартире в Лунцзяне
Все смешалось
Так уж предопределено, что все неприятности случаются в пятницу, именно в этот день недели вечером Лэ Го засветилась перед камерами, застывшими прямо над диваном. В четверг в городе проводился большой рейд, но благодаря связям Асэня, клиента заведения, ночной клуб «Флоренция» в результате проверки оказался абсолютно чист. Как выразился управляющий, «все клиенты повышают здесь свою духовную культуру». Но буквально в пятницу в их клуб неожиданно была направлена стрела повторного рейда.
Бизнес под выходные шел бойко, как образно выражался Асэнь, дела «перли». Так же прет пивная пена, вылезая через край. Общий зал был набит битком. Горожане, дождавшись уик-энда, пришли оттянуться по полной программе. В этом ярком и в то же время затемненном помещении глаза посетителей, точно вращающиеся фонари, переливались всеми цветами радуги, дразня и оценивая. Закончив петь три положенные песни, Лэ Го увидела, как от столика номер восемь к барной стойке направилась их мамочка Ацин. Ацин намеренно сделала круг, прежде чем оказалась перед микрофоном. При любых, даже самых сумбурных и каверзных обстоятельствах она всегда сохраняла свою непринужденную походку, про таких говорят «журавль среди кур». Ацин прошла перед самым носом у Лэ Го и якобы невзначай дотронулась до своей правой серьги. Лэ Го заметила этот жест, но никак не отреагировала. Ну а после этого Ацин все-таки отвела ее к тому северянину. Клиент поджидал в люксе на самом верхнем, третьем этаже, он уже немного выпил, отчего язык у него несколько заплетался, в остальном же выглядел он вполне сносно. Для начала Лэ Го вместе с ним пропела известный хит «В следующей жизни». Таков был ее обычный ритуал, и пока пела, она постепенно приближалась к мужчине. Только судьба решала, кто попадется ей на сей раз. Северянин притянул к себе Лэ Го и сказал несколько совершенно развязных фраз. Прижавшись вплотную, они стали поглаживать друг друга. Из-за комнатного освещения их кожа выглядела совершенно красной. Лэ Го никак не могла привыкнуть к этим красным лампам, как в фотолаборатории, где любая неосмотрительность могла все испортить. В пальцах северянина постепенно появилась небрежная разнузданность, руки, словно крабы, стали ползать по всему ее телу. Лэ Го начала испытывать приятные ощущения, хотя на словах просила его остановиться. Северянин прошептал: «В чем дело?» – и скользнул в низ живота, в самые сокровенные места. Лэ Го приостановила его, накрыв ладонью его руку. Северянин замер и недовольно произнес: «Почему?» Лэ Го рассмешил этот вопрос. Северянин не мог понять причину ее смеха, а потому продолжал спрашивать: «В чем дело? Почему?»
Между тем в коридоре послышались шаги. Их учащенный ритм пугал. Лэ Го прекратила смеяться и подняла голову. Где-то совсем близко раздался женский визг, пронзительный крик свидетельствовал о том, что кого-то застукали в обнаженном виде. В этот миг резким пинком открыли их дверь, на пороге белым светом зажглись сразу несколько ручных фонариков. Стоящий в дверях выкрикнул: «Ни с места!» Голос, как и свет, оказался резким. Даже испугавшись, Лэ Го не растеряла самообладания, она резко взметнула волосами и опустила голову, после чего ее мозг полностью отключился. Уже после инцидента Лэ Го порадовалась, что у нее были такие густые длинные волосы. А ведь несколько дней назад она собиралась наведаться в салон красоты к Мэн Лину, чтобы подстричься: в середине лета густая шевелюра становилась только обузой. Но Ацин удержала ее, прямо спросив: «Ты что, с ума сошла, ты разве уходишь от нас?» Ацин была на пять лет младше Лэ Го, но она отведала свою порцию «девушки по вызову» еще в девятнадцать лет, в противном случае хозяин не позволил бы ей заведовать ночным клубом. В сложившейся ситуации Лэ Го действительно пригодились ее замечательные волосы. Сквозь свисавшие пряди она увидела, как северянин застыл на диване, прикрываясь правой рукой от пучка света, словно в кино про захваченного в плен капитана. Беспомощный вид северянина, напротив, успокоил Лэ Го, она только никак не могла сообразить, откуда взялись эти полицейские, они точно с неба свалились.
