– Я сама раньше преподавала историю и что-то не припомню, чтобы среди славянских племен в Южной Балтике были варяги, – говорила Нина Андреевна. – Там были поморяне, сорбы, лужичи. А в летописи сказано о варягах, а варяги – именно норманны. Да и имена первых русских князей – скандинавские.
– Например, Олег, – подтвердил Олег. – Не говоря уже об Ольге.
Нина Андреевна, прищурясь, посмотрела на меня, словно пытаясь разглядеть на моем лице скандинавские черты, и сказала:
– Олег и Ольга… Ну что же, молодые люди. Вот взяли бы и – поженились.
– Que va! – воскликнул Олег.
Мне бы, как благовоспитанной девице, смущенно потупить взор, сказать: «Ну что вы… я и не думаю об этом…» Но я просто промолчала.
Олег пошел проводить меня до метро. По дороге рассказывал о книге философа Николая Федорова: что-то такое об общем деле человечества – о преодолении смерти, о воскрешении отцов. Но меня «общее дело человечества» как-то не волновало. Со своими делами бы управиться. С квартирными, например. Светка объявила, что выходит замуж за Дмитрия Караваева, прыгуна с шестом. Да пожалуйста, пусть выходит. Но дело-то в том, что прыгун Караваев приехал откуда-то из Сибири, жилплощади в Москве не имел и, значит, запрыгнет прямо в нашу квартиру. А у нас двухкомнатная малогабаритка в Черемушках, мы с сестрой в одной комнате, мама во второй – и придется мне переселиться в мамину десятиметровую. Это, скажу прямо, нежелательно. После того как отец от нас ушел к другой женщине, мама очень сдала, стала слезлива и раздражительна, и в больнице, в которой она работала медсестрой много лет, что-то у нее разладилось. Светка со своим прыгуном сейчас на легкоатлетических сборах, но в октябре они возвратятся в Москву, и мне придется «очистить помещение».
Обо всем этом я Олегу, конечно, не рассказала. Зачем? Подумает еще, что я склоняю его к женитьбе. «Que va!» – Ну да! – выкрикнул он в ответ на руководящее пожелание мамаши. Да я, по правде, и не очень-то представляла Олега своим мужем. С ним, само собой, не соскучишься: он яркий… мой первый мужчина… Но ведь муж – это нечто другое. Опора, защита, надежность – разве не так?
– Вся история, – продолжал между тем Олег, – это разрушение природы и истребление людьми друг друга. У нас в подкорке – войны и ненависть.
– В моей подкорке нет войн, – сказала я. – И ненависти нету.
– В подкорке, то есть в долговременной памяти, есть всё, – возразил он. – Вся история гомо сапиенса – от первобытной дикости до Освенцима. До Хиросимы. Прав Теодор Адорно: история европейской цивилизации – это история сумасшествия разума.
– Олег, спустись с неба на землю, – попросила я, взяв его под руку. – Какие у тебя планы теперь, когда ты покончил с мидиями?
– Какие планы? – У него в глазах появилась знакомая мне усмешка. – Я полностью отдаю себе несколько запоздалый отчет о насущной необходимости составить план дальнейшей жизни. Разумеется, давление обстоятельств требует от меня немалого напряжения в достижении благородной цели, коей можно считать сближение России и Индии…
– Трепись! – Я отпустила его руку и ускорила шаг. – Не можешь ответить на простой вопрос.
– Оля, я правду сказал! В Москве открылся офис смешанной российско-индийской компании. Они берут меня переводчиком с английского. Я еще до отъезда в Кандалакшу с ними связался, а сегодня позвонил, они подтвердили. Оля, не торопись! Куда ты бежишь?
Куда я бегу? Хотела бы знать. Вернее – не куда бегу, а от чего убегаю?..
В субботу утром позвонил Джамиль и напомнил о своем приглашении. Нет, он не сказал, что приглашает нас с Олегом. Меня он пригласил. Ну что ж, почему бы и нет? Даже интересно посмотреть, что за кафе покупают теперь.
Там оказалось очень неплохо. На каждом столике вазочка с гвоздикой или ромашкой. Стены ярко расписаны орнаментом, как на восточных коврах, в центре главной стены изображение круглолицей девы в саду, среди созревших красных гранатов.
– Эта картинка взята из старинной школы миниатюр, – сказал Джамиль. – Семнадцатый век. Нравится тебе?
– Да, красиво.
Мы сели за столик, и тотчас девица, похожая на ту, что на стене с гранатами, поспешила к нам с приветливой улыбкой.
– Тамила, – сказал ей Джамиль, – принеси самое лучшее, что у нас есть.
Минуты через три наш стол превратился, можно сказать, в цветущий сад. Были чудные кутабы с зеленью, потом долма, люля-кебаб, что-то еще. Никогда прежде я не ела так вкусно, так много. Джамиль провозгласил тост за меня («За самую красивую девушку Москвы» – так он сказал), потом за моих родителей, а я добавила к тосту и его папу-маму, и тут он пустился рассказывать о своем сводном брате, сыне отца от первого брака, какой он замечательный спортсмен и сколько в нем энергии – он-то и заварил эту кашу, то есть покупку кафе.
– А твой брат не прыгун с шестом случайно? – спросила я.
– Нет, Адиль борец. Он был чемпионом республики по классической борьбе. А при чем тут прыгун с шестом?
– Ни при чем. – Я смеялась. От красного прекрасного вина туманилась голова. – Просто слышала, что прыгуны иногда запрыгивают не туда… не туда, куда нужно.
– Я никогда об этом не слышал, – сказал Джамиль.
За соседним столом пировала шумная компания, оглушительно хохотали две девицы, черненькая и рыженькая, а парни были разнообразные – и обычного московского вида, и восточного. Да и вообще зал был полон. Громко играла резковатая музыка.
– У вас веселое кафе, – сказала я. – И так каждый день?
Джамиль не ответил. Он исподлобья смотрел на компанию, пировавшую за соседним столом. Там веселье вдруг обернулось ссорой.
– Ну и нечего руки распускать! – кричала рыженькая девица, вся какая-то взъерошенная, своему соседу.
– Не ори! – огрызнулся тот, кривя рот под черными усиками. – Что на тебя нашло, дура?
– А ты чурка! Пошел ты!
Черненькая подруга пыталась успокоить рыжулю, но та, как видно, была сильно на взводе. Выкрикнув: «На, подавись своими туфлями!», – она выскочила из туфель-лодочек и швырнула их в черноусого. Пошатываясь, пошла в чулках к выходу. Подруга бросилась за ней, повела обратно. А тем временем разгорелась ссора между парнями. Один, вихрастый, двинул черноусого в челюсть, на него накинулись двое, он отбивался с криком: «Козлы! Валите на свой Кавказ!» Вся компания вскочила, замелькали кулаки, матюги взлетели в воздух, насыщенный винным и шашлычным духом, заглушили музыку.
Джамиль решительно направился к дерущимся, крикнул, чтобы немедленно прекратили, не то будет вызвана милиция. И откуда-то появился атлетического вида усач в коричневом кожаном пиджаке – угрожающе надвинулся на драчунов. И те присмирели. Вихрастый парень, зажимая платком нос, потребовал счет. Расплатились, на плачущую рыжулю надели лодочки и, хмуро переругиваясь на ходу, пошли вон из кафе.
Джамиль вернулся за наш столик и представил мне атлета в кожаном пиджаке:
