Анна Тихоновна объявила, что она сама «гипертоничка» и знает, что нужно делать. Она заварила какую-то травку – вернее, смесь трав, названия которых я не запомнил. И принялась отпаивать меня.
Знаете, мне, и верно, полегчало. Возможно, помогло и самовнушение – настойчивой мыслью я призвал себя: а ну, кончай валять дурака!
Вечером позвонила Катя.
– Мне лучше, – сказал я, – но завтра еще полежу. Приедем первого.
– Олег, не обманывай меня! – раздался ее быстрый высокий голос. – Что случилось? Не простуда у тебя! С выпивкой связано? Пьете там, да?
– Нет, Катя, нет. Немного выпиваем. Совсем немного.
– Ты обманываешь! Если сейчас же не скажешь, что с тобой, я завтра же приеду.
– Ни в коем случае, – возразил я, полагаю, решительным тоном. – Теперь, когда мне лучше, могу и сказать: сердце прихватило. Давление подпрыгнуло. Но сейчас лучше – честно тебе говорю. Не волнуйся, милая.
– Ах, Олег… Нанырялся там… Сердце! Забываешь, что ты уже не молоденький.
– Это точно, Катенька. Знаешь что? Купи себе белое платье до пят.
– Зачем? – удивилась она.
– Так принято, чтоб невеста в белом платье…
– Олег, это что – твои вечные шуточки?
– Никакие не шуточки. Я делаю тебе предложение выйти замуж.
Я слышал ее дыхание.
– Алло, Катя! Ты слышишь?
– Да…
– Мы поженимся. Ты родишь дочку. Непременно дочку, потому что сын уже есть. Слышишь?
– Да…
– И у нас будет куча внуков. В дальнейшей жизни. Ну вот, я сказал тебе все, что хотел сказать. Катя, какая в Москве погода?
– Хорошая… – По ее тону я слышал, как она ошеломлена.
– Ну, до встречи. Я люблю тебя.
Я выключил мобильник и сел на тахте, нашаривая ногами тапки. Фрося, белая пушистая красавица, шла мимо, высоко держа хвост. А Сережа, вошедший в комнату в конце телефонного разговора, может, в первый раз не дернул Фросю за хвост. Он стоял в нескольких шагах и внимательно смотрел на меня карими, так похожими на Катины, глазами.
– Анна Тихоновна зовет чай пить, – сказал он.
Утром первого сентября мы простились с этой достойной женщиной. Она вручила Вадиму полиэтиленовый пакет, наполненный испеченными накануне пирожками с капустой.
– Так и не нашли вы свой Китеж, – сказала она, пожимая нам руки. – Приезжайте еще. Не забывайте Заволжье.
– Никогда не забудем, – сказал Вадим.
«Ты-то забудешь за первым же поворотом», – подумал я. А вот со мной навсегда останется этот городок, и Анна Тихоновна со своим альбомом и шитьем шляпок, и сине-серый морской простор водохранилища.
Навсегда останется плач девочки из затонувшего города.
Кажется, я все же нашел свой Китеж.
Наш дилижанс мчался по шоссе на запад, к Москве. Вадим вел машину ровно. Слева и справа долго летели леса – сплошные темно-зеленые полосы. Потом потянулись поля, перелески, мягко освещенные солнцем. День был пленительно хорош. «Еще не все потеряно для жизни человека на этой удивительной планете», – думал я, погружаясь в дремоту. На заднем сиденье Сережа как включил при отъезде транзисторный приемник, так и не выключал его. Негромко вещали дикторы, вступала музыка, потом снова что-то бормотали… На дорожном указателе промелькнуло слово «Вязники»…
Вдруг я насторожился. Передавали что-то ужасное.
– Сделай громче, Сережа.
– …захватили школу, – грянуло из приемника. – Группа террористов заперла в спортзале несколько сотен учеников и учителей…
– В каком это городе? – крикнул Вадим, скосив на меня взгляд.
– В Беслане, – сказал я.
2006
