– Ну, Вагиф, зачем перехлестывать…
– Вы старые карты видели? Древняя Армения – вокруг озера Ван! А на месте Азербайджана – Албанское царство! Область Арцах входила в территорию Албании! А албанцы – исторические предки азербайджанцев!
Впервые слышу про Албанию. То есть, конечно, знаю, что есть такое государство на Балканах, но – еще одна Албания в древнем Закавказье? Плохо я знаю историю…
– Не знаю, что у вас за карты! – Котик тоже повышает голос. – Но копание в истории только затемняет проблему! Надо исходить из реальности, а реальность в том, что более семидесяти пяти процентов населения Нагорного Карабаха – армяне. Имеют они право на самоопределение?
– Пожалста! Если они хотят воссоединиться с Арменией, пусть все туда уезжают! А территорию Карабаха мы ни-ког-да не отдадим Армении!
– Вагиф, почему так кричишь? – Это Фарида входит в гостиную, ставит на стол вазу с зеленью. – Ты не на митинге.
– Я не кричу! У меня такой голос!
– С этим Карабахом все с ума сошли. – Фарида, подойдя к Вагифу, поправляет съехавший набок галстук, слишком пестрый, на мой взгляд. – Котик, лучше с Вагифом не связывайся. Его в Народном фронте может перекричать только Ниймат Панахов.
– Я слышал, – говорит Сергей, – что этот Панахов служил у Гейдара Алиева на даче садовником. Это верно?
– Слухи! – резковато отвечает Вагиф. – Панахов на заводе работал слесарем. Крепкий парень, такие нам сейчас нужны.
– Нам – это Народному фронту?
– Да!
– Я прошу Вагифа, – говорит Фарида, обращаясь ко мне, – не связывайся с политикой, выйди из Нарфронта, твое дело стихи сочинять…
– Что стихи? Теперь не для стихов время! Время судьбоносное!
Я не сразу поняла это слово, уж очень неразборчиво выкрикнул его Вагиф. Судьбоносное… Это слово все чаще теперь употребляется. В речах депутатов, в печати. Раньше были в ходу другие слова, соответствовавшие «раньшему» времени. Например, дружба народов. О, как часто мы это слышали! Нам твердили о дружбе народов, мы сами твердили. И верили же! Ну разве не было этой самой дружбы в Баку моей юности, городе поистине интернациональном? Была! А теперь эти слова – как насмешка. Вот недавно Сережа припомнил, что лет пятнадцать назад Нагорно-Карабахская автономная область была награждена орденом Дружбы народов. Скажите на милость, не выглядит ли теперь сей факт гнусным издевательством?
Между тем гости прибывают, гостиная полнится нарядными пожилыми людьми. Вот старшая сестра Эльмиры – Кюбра-ханум. Между прочим, когда она, первенькая, родилась в двадцать втором году, Али Аббас дал ей имя – Коммуна. Так у нее и в метриках записано, и в детские годы называли ее Муней или Мусей. Однако, когда девочка подросла, перед получением паспорта, Али Аббас, чей революционный энтузиазм приостыл к тому времени, поменял ей имя на «Кюбра». И верно: смешно звучало «Коммуна Алиаббасовна». Кюбра – маленькая и толстая, похожая на отца, волосы, как и у Эльмиры, крашены хной, лицо строгое, с такой начальственной бородавкой у левой ноздри. Костюм – темно-синий жакет с юбкой, белоснежное жабо – тоже начальственный. Кюбра и есть начальница – много лет директорствует в одном из академических институтов, кажется, по геологии. Ее муж, темнолицый Кязим, – тоже начальство, но не научное, а партийное. Он работал в горкоме, а когда в республике сменилось руководство и первым секретарем стал Везиров, Кязима взяли в ЦК – не знаю, на какую должность, наверное, крупную. У Кязима непроницаемое неулыбчивое лицо, как это принято в высоких сферах. Раз в год я вижу его у Эльмиры, и за все эти разы вряд ли слышала больше десятка слов, произнесенных этим молчальником.
Еще тут несколько пар – друзья Котика и Эльмиры по работе.
– Ой, ну что Володя вечно опа-аздывает, – говорит Эльмира.
– Не будем ждать, – решает Котик. – Прошу за стол, дорогие гости!
Ему не терпится прочитать вслух шутливую поздравительную телеграмму, присланную из Москвы Лалой – их старшей дочерью. Лала, как и Володя, врач, она замужем за видным деятелем нефтяного министерства, бывшим бакинцем, и она скучает по Баку, вечно пишет, как ей не хватает бакинского солнца, Приморского бульвара и свежей зелени с базара.
Начинается пир. Моего Сережу, как обычно, выбрали тамадой. Он это умеет. Произносит прочувствованный тост за юбиляров:
– Сам я не бакинец по рождению, но, когда смотрю на эту прекрасную пару, мне хочется быть бакинцем. Эльмира и Константин – само воплощение духа Баку…
Дружно пьем за «воплощение духа Баку», и тут начинаются «аллаверды» – дополнения к тосту – какая замечательная женщина Эльмира, какая отзывчивая, заботливая, и какой замечательный человек Котик, а какой инженер! сколько сделал для Баку, для республики, да вот хотя бы насосные станции для Куринского водопровода, которые он проектировал…
Я выпила немножко коньяку. Становится тепло, и отступает беспокойное чувство, вот уже больше года гнетущее меня. Бакинцы, думаю я. В сущности, мы, бакинцы, – особый народ. Пестрый по национальному составу, он объединен… ну вот прав Сергей, объединен своеобразным духом… это и говор бакинцев, речь нараспев, смешение русских и азербайджанских слов… это старые бакинские дворы, наполненные запахами готовки, детским гомоном, выкриками старьевщиков, точильщиков ножей, разносчиков зелени и мацони… это волчьи завывания норда и влажное дыхание южного ветра-моряны…
Что-то вроде этого я пытаюсь высказать, провозглашая тост за детей юбиляров, и гости кивают и подтверждают: верно, верно, мы, бакинцы, – особый народ, а Эльмира говорит:
– Ой, конечно! Юлечка, вспомни, когда учились в школе, разве нас интересовало, кто какой национальности-и? Папа всегда говорил, что Баку самый интернациональный город в стране-е. – Она смотрит на часы. – Ну что такое, почему Володя не идет?
– Эля, ты же знаешь, – говорит Котик, – по понедельникам у Вовки вторая смена. Скоро придет. Не волнуйся.
Вагиф завязывает разговор с Кязимом по-азербайджански, бросает в своей быстрой манере фразу за фразой, а темнолицый Кязим спокойно поедает осетрину, запихивает в рот пучки зелени и реагирует на Вагифовы слова междометиями.
Гюльназ-ханум, сидящая во главе стола, делает Вагифу негромкое замечание, и тот, метнув взгляд на будущую тещу, мгновенно переходит на русский:
– Бездействие власти подстрекает их! Неужели непонятно?
– Почему бездействие? – возражает Кязим. – Мы дали ответ. Наш Верховный Совет расценил постановление Армении как недопустимое вмешательство в суверенитет Азербайджана.
– Бумага! – кричит Вагиф. – Обмен бумагами ничего не даст!
– Чего вы хотите? – Кязим вытирает губы салфеткой. – Чтобы мы объявили Армении войну?
– Ой, ну хватит! – морщит белый лоб Эльмира. – Сколько можно-о?
Фарида подхватывает:
– Они все зациклились. Карабах, Карабах. Как будто больше нигде ничего нет. Я газет не читаю, но по телевизору смотрю – такие события! В Чехословакии, Венгрии, в ГДР… Я в турпоездке была – чехи такой спокойный народ, а смотрите, как они все перевернули…
