– В этой комнате жила мама, – говорит Черемисин.
– И умерла тут?
– Да.
– Бедная Нина. Ей ведь не было шестидесяти? Я не смог тогда прилететь на похороны. От чего она умерла?
– Сердце.
Круглов подходит к окну, трогает ветку, будто погладил.
– А ты, Миша, ведь врач?
– Да. Я геронтолог.
– Вот как… Кто теперь живет в этой комнате?
– Игорь. Сын. Но он спит в саду, на раскладушке, так что не беспокойтесь.
– Хорошо бы умыться.
– Пойдемте примем душ. У нас в саду летняя душевая.
О-о, как приятно в загородке под открытым небом плескаться под душем. Круглов блаженно фыркает под прохладным дождичком.
Черемисин с невольным любопытством – любопытством гериатра, специалиста по старикам, – посматривает на мускулистого Круглова. Нет, больше сорока пяти этому странному дядюшке не дашь. Правда, внешность бывает обманчивой. Сделать бы ему анализ крови, кардио– и энцефалограмму.
– У вас в городе, – говорит Круглов, – на скалах ваших, наверное, сильно изнашивается обувь?
– Обувь? Да, изнашивается, конечно. А что?
Круглов под струями воды хлопает себя по груди и плечам. На груди у него старый затянувшийся шрам с зубчатыми краями.
– Это память о войне, – говорит он, заметив, как задержался взгляд племянника.
– Мама рассказывала, – припоминает Черемисин, подавая ему полотенце. – Вы, кажется, моряк?
– Да. Это было очень давно. Но – было.
Они одеваются, выходят из душевой и направляются к веранде.
– Мы обедаем в шесть, – говорит Черемисин, – когда жена приходит с работы. А сейчас давайте перекусим…
Стучит садовая калитка, слышен топот быстрых ног. Из-за цветочной клумбы выбегает Игорь.
– Папа! Я поймал вот такую ставриду! – Он широко разводит руками. И смущенно умолкает, исподлобья глядя на незнакомца.
– Игорь, познакомься с дядей Георгием, – говорит Черемисин.
– Здравствуй, Игорь, – серьезно говорит Круглов, пожимая узкую руку мальчика. – Где же твоя ставрида?
– У Филиппа! Он ее выпотрошит и зажарит на углях. Филипп сказал, что не видывал таких крупных ставрид… А вы долго будете жить у нас?
– Не очень. – Круглов постучал пальцем по выпирающей ключице мальчика. – Хочешь мне немного помочь?
– Да, – кивает Игорь.
Вечером они обедают на веранде.
– Положить вам еще мяса? – спрашивает Ася.
– Нет, спасибо, – отвечает Круглов. – И мясо, и овощи превосходны. Вы прекрасная хозяйка, Ася.
– Ну уж прекрасная! Просто удалось достать приличный кусок свинины. – Она ставит перед гостем чашку. – Это компот из черешни.
– Мама, – говорит Игорь, очищая хлебной корочкой тарелку, – завтра мы пойдем с дядей Георгием к устью Лузы.
– Лучше съездили бы в Халцедоновую бухту. Там хороший пляж.
– Э, Халцедонка! Мильон человек под каждым тентом.
– И все же это лучше, чем тащиться десять километров по жаре к Лузе.
– Ну, раз так далеко, – говорит Круглов, уловив недовольство в тоне Аси, – то мы можем просто немного побродить по окрестностям.
– Да нет, пойдем к Лузе! – восклицает Игорь. – Вы же сами говорили, что хотите сделать большой переход в этих ботинках.
– Что еще за ботинки? – спрашивает Ася.
Круглов смотрит на ее поджатые губы.
– Просто хочу разносить новые ботинки. Ваши каменистые дороги очень располагают к этому.
– А я уж было подумала, не работаете ли вы в обувной промышленности.
– Если можно, налейте еще компоту.
– Пожалуйста. – Ася наливает из кувшина. – А где вы работаете?
– Моя специальность – биохимия. Я должен завершить кое-какие исследования, а потом уйти… выйду на пенсию.
– Вы прекрасно выглядите для пенсионного возраста.
– Многие это находят. – Круглов поднимается. – Спасибо за вкусный обед. Если не возражаете, пойду отдохну.
Он уходит в свою комнату.
– Игорь, – говорит Ася, – отнеси посуду на кухню. Постой. Зачем он посылал тебя в город?
– Он дал мне список разных деталей, и я сбегал на набережную в радиомагазин. Дядя Георгий научит меня паять.
– Это хорошо, – одобряет Черемисин. – Может, он приохотит тебя к технике. Ну, ступай. Осторожно, не разбей посуду. – И когда мальчик, схватив поднос с тарелками и чашками, умчался на кухню, Черемисин тихо говорит жене: – Ася, хочу тебя попросить. Мне кажется, не следует задавать ему никаких вопросов.
– Почему это? – вскидывается Ася, плетеное кресло скрипит под ее полным телом. – Что он за птица такая? Ты говорил, ему за семьдесят, а он выглядит как твой ровесник.
– Согласись, что это не резон, чтобы плохо к нему относиться.
– Пускай не резон. Но только не люблю, когда человек напускает на себя таинственность.
– Ничего он не напускает. Ты же слышала, ему нужно завершить какую-то работу.
– Вот что я скажу тебе, Миша. Пусть он лучше завершает в другом месте. Мало ли, взорвется у него что-нибудь. Или, чего доброго, дом подожжет. Я попрошу у нас в курортном управлении путевку для него в пансионат…
– Нет, – решительно говорит Черемисин. – Нет, Ася, он будет жить у нас сколько захочет. Он родной брат покойной мамы.
– Как хочешь. – Ася щеточкой смахивает крошки со стола на подносик. – Как хочешь, Миша. Но мне это не нравится.
В темное небо, шипя, взлетает ракета и рассыпает веер разноцветных огоньков. И еще, и еще ракеты. В небе крутятся огненные спирали, брызжет звездный дождь.
Черемисин спускается в сад, выносит из хозяйственной пристройки поливной шланг. Свернув за угол дома, останавливается в тени деревьев, невольно затаив дыхание.
Круглов стоит в темной комнате перед раскрытым окном. Сполохи ракет освещают его лицо, поднятое к небу. Лицо спокойно. Но что-то в нем чудится Черемисину такое, от чего ему и стало не по себе. Безмерная усталость – вот что читалось на лице нежданного гостя.
Черемисин делает шаг в сторону, скрипнули ракушки под ногой – Круглов опустил взгляд. И, увидев Черемисина, говорит ровным голосом:
– Большое гулянье в Карабуруне.
– Да, – говорит Черемисин. – Это в честь выпуска бальнеологического техникума.
Виктор Андреевич Волков-Змиевский выходит из своего кабинета в коридор лаборатории и замечает молодую женщину в джинсах и белой курточке, идущую навстречу, читающую таблички на дверях. Она быстрым шагом подступает к Виктору Андреевичу.
