Дар Анхра-Майнью
– Продано! – вскричал аукционист, ударяя в гонг.
С помоста сошли двое – стройный юноша приятной наружности и чернокожий атлет с угрюмым лицом. Только что один из них купил другого.
– Идем, раб, – прорычал чернокожий.
– Да, хозяин, – грустно вздохнул юноша.
Йусуф, свежеиспеченный раб, со страхом подумал о своем будущем. Ничего хорошего от него ждать не стоит – что хорошего может произойти с человеком, попавшим в долговую яму? Да еще не по своей вине – отец Йусуфа и Хадиджи был добрым, но глупым человеком, и умер, оставшись должен всем ростовщикам славного Исфахана.
Хосров Аношерван, шаханшах великого Ирана, издал указ, по которому долги отцов должны оплачивать их дети. Мудрый и справедливый закон. Увы, Йусуф и Хадиджа не смогли вернуть таких денег, и посему их обоих только что продали в рабство.
За сестру Йусуф не боялся – ее купил Акбар, горшечник с соседней улицы, давно вздыхающий по прекрасной Хадидже. Ему пришлось продать коня и отцовский меч, чтобы совершить такую дорогую покупку, но зато теперь он, без сомнения, освободит свою любимую и женится на ней. Да благословит их священный огонь Хормузда…
А вот Йусуфу повезло меньше – у него не было друзей, достаточно богатых, чтобы выкупить попавшего в беду юношу. Поэтому он заранее приготовился стать чьим-то слугой, а то и отправиться на шахские рудники…
Но действительность оказалась еще хуже.
Человек, приобретший молодого парса, в Исфахане хорошо известен. Настоящего имени этого ужасного африканца не знает никто, поэтому называют просто Эфиопом. За глаза, понятное дело – даже самые храбрые мальчишки не отваживаются распевать дразнилки, когда он шествует по улицам, похожий на какого-нибудь грозного дэва.
Эфиоп редко открывает рот – первое время жители города даже считали его немым. Всегда ходит в одних и тех же черных шароварах, перетянутых кожаным поясом. На бедре неизменно висит один и тот же ятаган – жуткое оружие, похожее на клык огромного гвелвешапи.
Но сколь бы ни был страшен Эфиоп, куда больший ужас внушает его повелитель – тот, что теперь стал хозяином Йусуфа. Дряхлый колдун Мурарат, живущий в одной из башен шахристаны
[2]
, не выходит из нее почти двадцать лет. Но за все эти годы ни один воришка не осмелился залезть к нему за золотом – а в народе поговаривают, что его там столько, сколько нет даже в царской казне…
Старик прибыл в Исфахан в тот самый год, когда в доме бедного медника появился на свет пищащий красный комок, за двадцать лет выросший в крепкого парня по имени Йусуф. Он купил эту башню и зажил в ней отшельником, не показываясь никому на глаза. Уже тогда он был очень стар – сколько ему сейчас, Йусуф боялся даже предполагать.
Иногда по ночам над шахристаной Исфахана висит какое-то странное марево – его центр всегда приходится на башню Мурарата…
Ходят слухи, что некогда этот колдун был одним из главных магов – служителей Хормузда. Но потом совершил страшную ошибку, примкнув к маздакидам, проклятым бунтовщикам, восставшим против шаханшаха. Ему удалось вымолить у благородного Хосрова прощение, но из магов его изгнали с позором…
Оказавшись внутри жилища Мурарата, Йусуф сразу понял, что по крайней мере один из слухов верен – количество драгоценной утвари и украшений превосходит все мыслимые пределы. Правда, Эфиоп не дал насмотреться вволю – могучий негр молча толкнул раба в спину, заставляя подниматься по лестнице.
Через пару минут они поднялись на самый верх. Эфиоп дважды стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее настежь, вталкивая Йусуфа внутрь. Молодой медник замер с открытым ртом, дивясь удивительной комнате.
Именно так он и представлял себе жилище колдуна. Богатая живопись прямо на поверхности кирпичных стен изображает какие-то жуткие хари – возможно, слуг трижды проклятого Ахримана. В углу огромный белый камень в форме правильного цилиндра – сцирип, один из главных инструментов любого чародея. Единственное окно, закрытое подъемными решетками-ставнями, еще и занавешено черным бархатом. На улице стоит жаркий полдень, здесь же царит темнота и прохлада, нарушаемая лишь тремя тусклыми коптящими светильниками.
– А-а-а… ке-ке-ке… – послышалось из самого темного угла комнаты. – Да… замечательно… ке-ке-ке… это он?…
– Рожденный в тот час, когда ты вошел в этот город, повелитель, – хмуро кивнул Эфиоп.
– Хорошо… хорошо… – проскрипели в ответ. – Можешь идти… ке-ке-ке…
Эфиоп снова кивнул и вышел, мягко затворив за собой дверь. Йусуф с трудом удержался, чтобы не кинуться следом – сколь бы ни был страшен этот мрачный негр, гораздо страшнее оставаться здесь, в темноте, наедине с кошмарным колдуном.
В углу что-то зашуршало. Послышался тихий щелчок огнива, и зажегся четвертый светильник – еще более тусклый, чем остальные, но все же рассеявший мрак. Там, на горе шелковых подушек, восседал дряхлый старик – тот самый Мурарат.
Он выглядел еще хуже, чем описывала его молва. Тонкие руки-веточки, изборожденные набухшими венами, с трудом удерживают простой медный светильник. Старческие глаза слезятся, пристально всматриваясь в лицо Йусуфа. На голове осталось всего несколько белоснежных волосков – плешивый череп напоминает высохшую айву.
– Ке-ке-ке… – осклабился Мурарат, обнажая гнилые пеньки, оставшиеся от зубов. Этот странный скрипучий звук оказался смехом. – Подойди-ка сюда, мальчик…
Йусуф нервно сглотнул и не сдвинулся с места. Никакие силы не смогли бы заставить его подойти к этому страшному старику.
– Боишься?… – с удовольствием спросил колдун. – Ке-ке-ке… Это хорошо, клянусь Анхра-Майнью…
Йусуф содрогнулся. Только что было произнесено запретное имя Ахримана – имя, которое опасно произносить даже мысленно. А уж вслух… кем же надо быть, чтобы отважиться на такое? Либо святым, либо…
– Дай мне руку и помоги подняться, – сухо приказал Мурарат, протягивая дрожащую ладонь.
Его новый раб по-прежнему стоял неподвижно. Прикоснуться к этой жуткой коже, похожей на чешую ящерицы?! Лучше уж умереть здесь и сейчас! Он истово молился Шахривару – святому, покровительствующему металлам и людям, работающим с ними.
– Хшатра Варья, Избранная Власть, пребудь со мной… – шептали пересохшие губы юноши.
– У Ахура-Мазды нет здесь силы, мальчик! – усмехнулся колдун, расслышав молитву. – Здесь только Анхра-Майнью!… ке-ке-ке…
Йусуф снова содрогнулся. Старик не боится произносить даже истинное имя Хормузда! Но ведь его разрешено произносить только магам… хотя он когда-то и был магом…
Но ведь его изгнали!
Мурарат, поняв, что раб не осмелится помочь ему, кое-как дополз до кривого костыля и мучительно медленно поднялся на ноги. Стоял он с огромным трудом, тощие ноги-прутики едва не подламываются под высохшим тельцем.
