— Георгина, ты отказываешься смотреть правде в глаза! У тебя 52-й! Ну и что?! Прилично одеться можно и в магазинах для крупных женщин — да хоть в той же французской «Пышке».
Георгина бросилась в распахнутые объятия моей матери, и та, глядя на меня, сердито мотнула головой, мол: «Проваливай!»
Сегодня утром жена не провожала меня до порога, когда я, как обычно оседлав велосипед, отправился на работу. На выезде с нашего участка я по привычке обернулся, чтобы помахать на прощанье, но в окне никого не было. Физически я разваливаюсь. Ночью встаю раза три и даже чаще, если позволяю себе бокал вина после вечерних новостей. Естественно, я не высыпаюсь, а по утрам еще и вынужден выслушивать жалобы моих родителей (их дом от нашего отделяет не слишком толстая перегородка): якобы непрерывное журчание воды в бачке мешает им спать по ночам.
Ехал я против ветра и не мог развить приличную скорость, а на подступах к Лестеру меня ждала еще одна неприятность: город перерыли чуть ли не целиком для укладки новых канализационных труб. Меня, злосчастного владельца выгребной ямы, прямо-таки захлестнула желчная ярость. Удивительно ли, что моя жена тоскует по большому городу, если жизнь в Мангольд-Парве не удовлетворяет ее базовых потребностей? В наших примитивных санитарных условиях я виню отца: обустраивая наше новое место жительства, «Свинарню», мы отложили деньги на сточные трубы, но потом одним махом спустили их на пандусы для папаши, вдруг превратившегося в инвалида. А кто виноват в том, что с ним случился удар? Зарядку он сроду не делал — разве что тренировал указательный палец, беспрерывно переключая телеканалы. И словно ему мало причиненного ущерба, отец явно не собирается отказываться от вредных привычек: он по-прежнему выкуривает по полторы пачки в день и обжирается крепко поперченным жареным салом с хлебом.
Я с горечью вспоминаю тот день, когда мои родители купили два руинированных свинарника с задумкой превратить их в жилье. В ту пору я был банкротом и обрадовался бы любой крыше над головой — но сколько можно расплачиваться за прошлые ошибки?!
И вот что еще меня сильно беспокоит: я не нахожу себя в роли отца. Вчера Грейси вернулась из школы с рисунком «Моя семья». Дорогой дневник, я долго изучал костлявых человечков в поисках своего собственного изображения — увы, тщетно. Тогда я спросил дочку, почему она не нарисовала меня, своего папу, напомнив ей, между прочим, что именно из моего заработка высчитывают налоги, на которые школа покупает фломастеры и платит учителям. Девочка сдвинула брови. Мигом сообразив, что меня ждет — рыдания, вопли, сопли и попреки, — я поспешил отвлечь ребенка, вскрыв упаковку с розовыми вафлями.
Решил выяснить у жены, почему, по ее мнению, Грейси не включила меня в семейный портрет. А Георгина ответила:
— Может, она заразилась от тебя эмоциональной холодностью. — На мои возражения Георгина отреагировала абсолютно неадекватным взрывом эмоций: — Когда ты приходишь с работы, от тебя слова не добьешься, просто сидишь и пялишься в окно, разинув рот!
— Вид из окна никогда мне не прискучит, — сказал я в свою защиту. — Эти деревья вдалеке, угасающий свет на небесах.
— Ты что, в гребаном Корнуолле? — фыркнула Георгина. — Какие небеса, к чертям? Только заболоченный участок и ряд кипарисов, которые насадил твой отец, чтобы «укрыть нашу жизнь от посторонних глаз». Да кому здесь за нами подглядывать?!
Воскресенье, 3 июня
Старый свинарник, 1
«Свинарня»
Нижнее поле
Дальняя просека
Мангольд-Парва
Лестершир
Высокочтимому Гордону Брауну,
депутату парламента и министру финансов
Даунинг-стрит, 11
Лондон, SW1A 2AB
Уважаемый мистер Браун,
Я уже писал Вам в казначейство касательно досадной несправедливости. В налоговой инспекции утверждают, что за мной до сих пор числится недоимка в 13 137,11 фунта. Этот «должок» возник в ту пору, когда я в качестве шеф-повара, специализирующегося на потрохах, работал в Сохо у нечистоплотного предпринимателя.
Я сознаю, что Вы — невероятно занятой человек, но если у Вас найдется время взглянуть одним глазком на мои документы (отосланные 1 марта 2007 г. заказным письмом), а затем черкнуть записку, подтверждающую мою невиновность, то я буду Вам вечно признателен.
Ваш покорный и преданный слуга
А. А. Моул.
P. S. Прошу прощения, но не могли бы Вы разобраться с этим дельцем, прежде чем займете пост премьер-министра?
P. P. S. Мои поздравления, кстати: и с одним глазом
[5]
Вы справляетесь блестяще. Полку выдающихся одноглазых личностей — таких как Питер Фальк (Коломбо), Джордж Мелли
[6]
, адмирал Нельсон и, разумеется, Циклоп — определенно прибыло!
Понедельник, 4 июня
Все началось с пустякового спора о том, как правильно варить картошку (я кладу ее в холодную воду, Георгина бросает в кипяток), а закончилось душераздирающим и гневным поношением нашего брака.
Перечень моих супружеских преступлений оказался длинен: я громко хрумкаю, когда ем чипсы; гладя джинсы, делаю на них стрелки; отказываюсь платить свыше пяти фунтов за стрижку; каждый год в ноябре ношу один и тот же маковый цветок (купленный в 1998 г.)
[7]
; кладу слишком много сухих трав в спагетти болоньезе; пишу идиотские письма знаменитостям; неспособен заработать достаточно денег, чтобы переселить семью из свинарника.
В ответ на эту диатрибу я сказал:
— Не пойму, зачем ты вышла за меня.
Георгина посмотрела на меня так, словно видела впервые:
— Я и сама не пойму. Наверное, я тебя любила.
— «Любила»? — переспросил я. — Ты с умыслом употребила прошедшее время?
Жена опять взбесилась:
— У нас брак разваливается, а тебя волнует только грамматика.
— Это коренным образом внеположно тому, что я действительно сказал, — возразил я.
— Послушай себя, Адриан. Никто так не говорит. Ни один нормальный человек не скажет «внеположно».
