— Ноги свело, — солгал Джек. — Погоди минутку.
А на Даунинг-стрит бледная женщина в шелковом одеянии уже накрывала на низеньком столике чай. В приемной Джека ожидали высокие гости. Наконец Джек вошел к ним; он шагал по ковру без туфель, в одних носках, протягивая гостям руку; лишь в самый последний миг он, вспомнив ритуал, опустил ее и низко поклонился.
50. Лети вольным орлом
[62]В тот же день, когда королева оплачивала на контроле купленные в «Еде-да-да» продукты, Виктор Берримен опустил ей что-то в хозяйственную сумку.
— Потом посмотрите, — шепнул он.
Разбирая дома покупки, она обнаружила, что таинственный предмет — это письмо к ней, написанное рукою Чарльза.
Дикая пустошь,
Дальний Север
Мамочка, дорогая моя!
Пишу впопыхах (на одном месте стараюсь не задерживаться), хочу тебе сообщить, что я бежал «за море на остров Скай» — конечно же, не буквально за море на остров Скай, но безусловно в те края.
Днем сплю, а передвигаюсь и ищу пропитание по ночам. Стараюсь слиться с вереском, и, по-моему, мне это удается. Особенно помогает то, что мой спортивный костюм (благословенная одежда, до того удобная — не передать) лилово-зеленого цвета.
Надеюсь до наступления зимы набрести на заброшенную ферму и там обосноваться. Потребности у меня очень скромные; сухой торф для костерка, вереск для подстилки, простая пища и, хотя бы изредка, номер-другой «Дейли телеграф».
Одна просьба, мамочка, прежде чем закруглюсь. Пожалуйста, передай привет от меня Беверли Тредголд, скажи, что у меня не было времени попрощаться. И разумеется, поклон Диане и мальчикам.
Меня зовет новая жизнь. Мне теперь необходимо чувствовать, как лицо обдувает свежий ветер, необходимо слышать пронзительный крик зверьков, пойманных крылатыми хищниками.
Крепко тебя целую, дорогая моя мамочка
Ч.
Побарабанив пальцами по кухонному столу, королева сказала вслух:
— Будь я курильщицей, сигарета мне сейчас очень бы пригодилась.
Ей больно было думать о том, что Чарльз, совершенно один, бежит куда глаза глядят. И как он, дурачок, перенесет суровую шотландскую зиму, когда самый воздух стынет от мороза? Распечатав коробочку «Смартиз», она высыпала содержимое на кухонный стол и сосредоточенно выбрала все красные горошины.
51. Зубы
Королева поставила будильник на четверть восьмого. Накануне вечером Гаррис домой так и не пришел.
— Бессовестный, — укоризненно сказала она. — Знает ведь, что я беспокоюсь.
И вышла в переулок Ад на поиски пса.
Через час королева включила в гостиной телевизор. Вид на Букингемский дворец занимал весь экран. Флагшток был пуст. Слышалась военная музыка — похоже, оркестр Королевской морской пехоты, подумала королева. Распутав провод и шланг пылесоса, обмотавшиеся вокруг гладильной доски, она наконец извлекла пылесос из шкафа под лестницей, притащила в гостиную и стала чистить ковер, не спуская глаз с экрана, хотя картинка не сменилась ни разу. Пылесос нет-нет и втягивал в себя размотавшиеся по краям ковра нити, которые Спигги не закрепил как следует, и королева всякий раз чертыхалась.
Королеве очень хотелось, чтобы в доме все блестело. Она пригласила родню и кое-кого из соседей посмотреть прямой репортаж. Вытирая пыль и полируя мебель, она заметила, что руки у нее слегка дрожат: ее терзало дурное предчувствие; заявление Джека Баркера не сулило ничего хорошего.
Без пяти одиннадцать в тесной гостиной яблоку негде было упасть. Разнося кофе и печенье, королеве приходилось лавировать, чтобы не наступить кому-нибудь на ногу. По телевизору теперь показывали парадную дверь дома номер десять по Даунинг-стрит и собравшуюся вокруг толпу, которую сдерживала цепочка стоявших плечом к плечу полицейских.
Ровно в одиннадцать часов глянцевитая черная дверь отворилась, и появился Джек Баркер. Какой он бледный и усталый, подумала королева, будто ночь не спал. Джек подошел к сдвинутым в кучу микрофонам и поднял руку, успокаивая приветствующую его толпу. Он посмотрел на свои туфли, затем поднял голову и сказал:
— Британцы, сограждане, вчера я подписал документ, который изменит к лучшему нашу жизнь. Свою подпись под ним поставил также его величество Акихито, император Японии.
Джек извлек из кармана пиджака лист бумаги и поднял повыше, давая возможность операторам и туче фотокорреспондентов показать и запечатлеть его.
— Да говори же, болван! — вырвалось у королевы.
Наконец, сунув бумагу обратно в карман пиджака, Джек продолжил:
— С сегодняшнего дня между Англией, Шотландией, Уэльсом и Северной Ирландией, с одной стороны, и Японией — с другой, вступает в силу договор о дружбе, который закрепит особые отношения и постоянно растущие связи, существующие между нашими великими странами; договор этот принесет нам новую безопасность и процветание.
— Хватит пустопорожней болтовни, Баркер. Ближе к делу, — нетерпеливо сказала королева.
Джек заставил себя глянуть прямо в объектив стоявшей перед ним камеры, словно надеялся, посмотрев в глаза миллионам телезрителей, убедить их в своей искренности.
— С чувством радости и гордости я заявляю: этот договор вернет Британию на путь к новому величию. Мы опять станем частью империи, над которой никогда не заходит солнце.
Толпа разразилась ликующими криками.
— Куда он клонит? — пробормотала королева.
— Начиная с десятого апреля я служил народу в качестве премьер-министра. С сегодняшнего дня, по-прежнему находясь здесь, в доме десять по Даунинг-стрит, я буду служить вам в новой роли — генерал-губернатора Великобритании.
— Генерал-губернатора! — ахнула королева, но все в комнате на нее зашикали.
— Заботы о суверенитете нашей страны с нами разделит теперь Японская империя, — продолжал Джек.
Королева была не в силах больше сдерживаться.
— Он нас продал! — закричала она. — Продал как товар!
— В результате таких перемен в государственном устройстве, — продолжал Джек, — выплата краткосрочного займа в двенадцать триллионов йен, полученного правительством тринадцатого апреля и подлежащего погашению первого июня, откладывается на неопределенный срок. Наши новые федеральные отношения с растущей Японской империей, тщательно сбалансированные соответствующими финансовыми вливаниями, явятся гарантией того, что мы наконец получим необходимые средства для переустройства нашей великой страны так, как мы хотим и того заслуживаем. Теперь остается лишь закрепить этот политический и финансовый союз узами личного плана. Я счастлив сообщить, что именно это в данную минуту и свершается!
