– Уходим! – приказал Шпала.
Он повел отряд по тоннелю, удаляясь от побоища. Вскоре звуки битвы исчезли, но сталкер не останавливался, не смотря на то, что Андрей был ранен и плелся позади всех. В воздухе запахло озоном. За очередным поворотом ближе к стене разлеглась «электра». Сталкер остановился, раздумывая, как поступить дальше. Он оглянулся, осмотрел свое воинство. Оба ребенка выглядели уставшими, к тому же Дюймовочка была ранена в руку. Ольга тяжело дышала, держалась за ушибленное плечо, от Андрея толку вообще было мало.
– Привал, – скомандовал Шпала.
Несмотря на усталость и боль, Ольга принялась помогать Дюймовочке, но та только отрицательно мотнула головой. Женщина села, опершись на стену. Она наблюдала со стороны, как девочка достает аптечку и приводит себя в порядок. Делала она это профессионально, помощь ей была явно не нужна. Тогда Ольга решила заняться собой. Рука двигалась, хоть и с трудом, значит, перелома нет. Женщина вколола себе обезболивающее, затем спрятала аптечку. Ольге было не по себе, что Дюймовочка ее отстранила, но в душе она понимала, что с этой проблемой ребенок должен справиться сам, а излишняя опека только помешает. В суровой действительности Зоны такое поведение – норма. В голову вдруг пришла мысль: а почему только в Зоне? Неужели в реальной жизни не так же? Излишняя опека делает ребенка зависимым, порождает в нем страх перед будущим, неуверенность в себе и своих силах, в своем предназначении и месте в мире, и, в конце концов, убивает надежду. А жить без надежды на будущее – что может быть страшнее? Может, поэтому у Маришки такие проблемы с ногами? Ведь, после смерти мужа, Ольга старалась, чтобы дочь как можно меньше страдала. Чтобы, глядя на фотографию отца, улыбалась, а не плакала от страха и отчаяния. Опекала, как маленькую. Видно, перестаралась, не рассчитала, что дочь уже взрослая и должна сама справляться со своими проблемами. Нужно только поддержать вовремя, подсказать, посоветовать, если надо – прийти на помощь. Но не ограждать от реальности стеклянным колпаком. Ни к чему хорошему это не могло привести, теперь Ольга это хорошо понимала. И от понимания пришло облегчения. Как говорят врачи, если диагноз поставлен правильно и вовремя, значит, выздоровление больного – дело времени и самого больного.
Тем временем Андрей, доковыляв до отряда, тяжело опустился на пол и прислонился к стене. Перед глазами все плыло, до сих пор тошнило. Боль раскалывала голову, кровь продолжала струиться по лицу; по телу расплылась слабость. Не было сил даже снять рюкзак. Ничего, подумал Андрей, сейчас передохну пару минут, тогда и займусь собой. Он закрыл глаза. Кто-то осторожно отклонил его голову от стены, на макушку и лицо полилась вода. Чья-то рука заботливо промыла рану, убрала загустевшую кровь с лица. Не имея сил открыть глаза, Андрей, догадываясь, кто за ним ухаживает, тихо прошептал:
– Спасибо, Ольга.
– Молчи, Спасатель, – раздался над ухом голос Ежика. – Тебе сейчас лучше помолчать.
От неожиданности Андрей разомкнул веки. Мальчишка сидел перед ним на корточках с аптечкой в руке и обрабатывал рану. Затем он достал два шприца, вколол один укол в руку, второй прямо возле раны на голове. Немного подождал, разглядывая уставшее лицо Андрея, а потом наложил несколько швов и заботливо перебинтовал голову.
– Ну, вот, – сказал Ежик, закончив работу. – Теперь до свадьбы заживет.
– Большая рана? – слабо поинтересовался Андрей.
– Да нет. Камень скользнул по черепу, рассек кожу. Крови вытекло порядочно, ну и сотрясение мозга, само собой. Я вколол анестезию и стимулятор. На несколько часов хватит, а там нужно будет делать долгий привал. Эх, был бы у меня «ломоть мяса», все прошло бы за несколько часов.
– Спасибо тебе, – искренне поблагодарил Андрей мальчишку. – Если честно, не ожидал от тебя такого.
– Я от тебя тоже, – ответил тот, упаковывая аптечку в рюкзак. – Знаешь, я ведь считал тебя и Ольгу обузой для нас и никак не мог понять, зачем Шпала потащил вас за собой. Ну, два лишних ствола – это понятно, но ведь мороки с вами – о-го-го!
– Теперь понял?
– Не теперь, а когда ты вынес меня из коридора НИИ в подвал. Видишь, мы даже ранены почти одинаково. Смешно!
– Думаешь, случайность?
– Не знаю, – Ежик пожал плечами. – Я сейчас не об этом думаю. Просто оказалось, что мы оба ошибались. Ты насчет меня, я – насчет тебя.
– Интересная мысль, – Андрей заинтересовался и сел поудобнее. – Продолжай.
– Ну смотри. Как я вас принял по началу – ты уже понял, потому и такое отношение к тебе и Ольге, только с ней я почти не общаюсь, больше с тобой. Ты ведь тоже не раз хотел мне по шее съездить, я же видел. Вот будь я на твоем месте, то ни разу не поддержал бы, а ты на свои обиды плевал, даже помогал. Ну, когда Шпала мне шею мылил за «колобок» и ключ. Уж и не знаю, почему, но помогал. Кстати, спасибо тебе за это.
Мальчишка на несколько секунд замолчал, а потом продолжил:
– Знаешь, мой батя такой же был. С виду – суровый и строгий мужик, да и выпить был не дурак. Но я только сейчас понял: если нужно, он все поймет, простит, поможет, поддержит. Видишь, он ведь в колхозе с утра до ночи вкалывал. Видел я его редко, а трезвым – и того меньше, но все равно любил, хотел внимание его привлечь, все равно как. Поэтому и зверенышем стал, как говорили соседи. Вечно какие-то пакости творил, так, по мелочи, делал назло всем, лишь бы отец пораньше с работы вернулся и начинал воспитывать.
– Морально?
– По-разному. Ну, ремня он там мог всыпать, а потом обязательно разговаривал со мной, как со взрослым, про свою жизнь рассказывал. Мама в наши разговоры не вмешивалась, но потом обязательно осматривала мою задницу на предмет синяков, – Ежик хихикнул. – Разве отец мог сильно бить? Так, гладил ремнем. Но для меня было важно слышать и видеть его, пусть усталого и грязного, пьяного, пусть. За разговоры я многое прощал ему. Ну, вот так, в общем.
Мальчишка опять умолк, теперь надолго. Андрей вспомнил своего Сашку. Эти два подростка – словно близнецы. И тот, и другой страдали от отсутствия внимания со стороны отца, стараясь получить его всеми доступными способами. А еще Андрей вдруг понял одну простую вещь: часто люди принимают придуманный ими образ других людей за истинный и не понимают, что человек может быть совершенно иным, что воспринимать его нужно таким, каким он есть. Нужно уметь разглядеть в человеке его настоящую душу, которая может быть скрыта за иголками внешнего поведения или характера, вовремя заметить изменения и научиться их принимать как данность. Может, от этого возникает конфликт между родителями и детьми. Да и супругами, между прочим, тоже. Ведь люди разводятся, теряя семью навсегда… И почему? Только потому, что не смогли вовремя рассмотреть, увидеть, заметить и – самое главное – понять, принять? Андрей снова вспомнил сына. Да, придется учиться заново жить вместе, только теперь одной семьей. Трудно будет, ведь у обоих характеры не сахар, но другого выхода нет. Теперь Андрей знал, что нужно делать.
Он посмотрел на Ежика. Тот сидел, прислонившись к стене, и смотрел в пустоту. Наверное, вспоминал своего отца.
