– Блин, дед, а ну надень трусы! – заорал Колобков, сообразив, что эта тряпка – не просто тряпка, а набедренная повязка. Единственный предмет одежды Мельхиора. – Что, совсем очумел, стриптиз мне тут устраивать?!
– Мельхиор немного склонен к эксгибиционизму, – равнодушно сообщила Стефания. – Просто не обращайте внимания, и он перестанет.
– Не обращать внимания на голого старого негра? – повертел пальцем у виска Колобков. – Ну ты, Фанька, иногда как скажешь… эй, дед, а ну оденься! Быра оделся мне! Тут же дети!
– Где? – завертел головой Мельхиор.
– Геныч, Валерыч, хватайте черного! – скомандовал Колобков. – Нефиг тут причиндалами трясти!
Телохранители мгновенно встали в стойку. Скупыми отточенными движениями они начали забирать Мельхиора в клещи. Тот счастливо улыбнулся, видимо, решив, что с ним играют, и подпрыгнул вверх.
Метров на двадцать.
Гена и Валера растерянно уставились вслед улетевшему волшебнику. Мельхиор уставился на них.
Падать обратно он даже и не подумал.
– Летающий негр… – задумчиво прокомментировал Колобков, задрав голову. – Чего только на свете не бывает…
– Что нам делать, шеф? – пробасил Гена.
– Ну я не знаю, сбейте его, что ли… – почесал подбородок Колобков.
Телохранители заученными жестами выхватили пистолеты и спустили курки. Две пули со свистом прочертили воздух… и с мягким шуршанием отскочили, даже не оцарапав черной лоснящейся кожи. Мельхиор заливисто рассмеялся, вращаясь над яхтой.
Единственным достижением оказалось то, что от неожиданности он уронил набедренную повязку.
Дюжина взглядов проводила падающую в море тряпку. Колобков поджал губы, покряхтел и скомандовал:
– Вадька, быстро метнулся в каюту дяди Сережи, принес мне какие-нибудь его трусы.
– А почему мои? – растерялся Чертанов.
– Потому что мои этому негру будут широки, – похлопал себя по бокам Колобков. – Ты ему по комплекции ближе. Геныч, Валерыч, а вы чего стоите? Давайте, думайте, как этого черножопого вниз спускать! Болтается там, понимаешь, как Винни-Пух на шарике… Светулик, прелесть моя златокудрая, ты что там делаешь? Мне твоя соображалка нужна!
Света даже не откликнулась. Последние пять минут она занималась тем, что пыталась уговорить Каспара снять платье Зинаиды Михайловны. Тот сопротивлялся и протестовал, но девушка настаивала, с ужасом думая, какой скандал закатит мама, если это увидит.
– Дедушка, пожалуйста, ну снимите мамино платье! – жалобно просила Света.
– А разве оно мне не идет? – искренне огорчился Каспар.
– Совершенно не идет, поверьте мне! Вам гораздо больше подходит ваш обычный имидж! Давайте я вам сейчас принесу ваш халат, хорошо? Евгений, принеси дедушке халат, пожалуйста!
– Но разве это платье не прелестно? – продолжал расстраиваться Каспар.
– На женщине – да! А на седом длиннобородом старике оно выглядит ужасно! К тому же оно вам узко! Вы же его растянете, дедушка! Его же потом носить нельзя будет!
– Можно, – не согласился Каспар.
– Да помогите же мне кто-нибудь! – в отчаяньи взмолилась Света.
– Я с удовольствием помогу тебе, дитя, – вкрадчиво произнес Бальтазар. – Подержи его за руки, а я перережу ему горло.
Света в ужасе отшатнулась. Произнеси эти слова кто другой, она бы, пожалуй, приняла их за неудачную шутку. Но у Бальтазара напрочь отсутствует чувство юмора. Он всегда совершенно серьезен.
– Дедушка, вы…
– Я сделаю это с радостью, – пообещал Бальтазар, доставая кривой нож.
Общими усилиями с мудрецами кое-как справились. Каспар в очередной раз заснул – с него сняли платье и надели обратно халат. Бальтазара уговорили убрать нож и успокоиться. Мельхиору надоело парить в воздухе, и он спустился на палубу, где его тут же взяли в оборот.
– А что это за штука? – вежливо поинтересовался он, нюхая семейные трусы в горошек. – Это можно есть?
– Это мужские трусы, – терпеливо ответила Света. – Одежда. Есть ее нельзя, зато можно носить. Надевайте, дедушка. И без споров.
Новый предмет одежды Мельхиору неожиданно понравился. Он тут же его напялил и побежал к Каспару и Бальтазару – хвастаться. Но первый встретил его громким храпом, а второй – руганью.
– Почему ты все время ходишь голым? – брюзгливо спросил Бальтазар, закончив браниться.
– Потому что таков естественный порядок вещей. Человек рожден быть голым. Я родился голым. Все родились голыми. Мы приходим в этот мир нагими, мы омываем наши тела нагими, мы занимаемся любовью нагими…
– Говори только за себя. Лично я занимаюсь любовью в одежде.
– А?! – встрепенулся Каспар. – Кто тут занимается любовью?!
– Никто. Спи.
– А-а-а… Жаль, жаль. А я-то уж надеялся, что смогу принять участие. Я уже очень давно не делал ничего подобного.
– И я тоже, – с грустью кивнул Мельхиор. – Возраст сказывается. Кажется, последний раз было… когда же это было?..
– В Йемене, – вспомнил Бальтазар. – Да, точно, в Йемене. Помните ту луноликую девицу из торгового квартала? Ее глаза были подобны небесным звездам, а лицо было подобно обрезку полной луны!
– А, как же, как же! – оживился Каспар. – Я помню! Я могу забыть собственное имя, но я никогда не забуду те два пышных холма! О, мои руки до сих пор помнят их мягкость и упругость!
– А помните, какой прелестный был у нее голосок? – присоединился Мельхиор. – Помните, какие звуки она издавала, когда я всадил ей в…
Света почувствовала, что краснеет, и поспешила отойти подальше. Эти старые маразматики совершенно никого не стесняются. Беспардонно обсуждают даже самые непристойные вещи.
Вчера, например, когда Бальтазар сидел в гальюне, двое других стояли рядом, внимательно наблюдали и даже комментировали. А Мельхиор еще и подсчитывал что-то на абаке.
– Папа, повлиял бы ты на дедушек… – подошла к отцу Света.
– Погодь, дочь, – остановил ее Колобков, задравший голову. – Пять секунд.
И вверх смотрел не только капитан яхты. Все собравшиеся зачарованно пялились на небо. Света тоже подняла взгляд… и изумленно ахнула. Через всю синь небосвода протянулась бесконечная тонкая линия.
Железнодорожный рельс.
– Это, Светулик, монорельс! – важно поднял палец Колобков. – Так Фанька сказала.
– Монорельс?.. Но откуда он…
– Вы лучше вон туда глядите, – вытянула руку Стефания.
К шуму волн и легкому гудению дизеля незаметно прибавился еще один звук. Нарастающий шипящий свист. По бесконечной металлической струне несется… поезд?!
Все головы резко дернулись. Небесный поезд пронесся над «Чайкой» с такой скоростью, что его даже не успели рассмотреть. Грюнлау запоздало щелкнул фотоаппаратом, но кадр запечатлел только расплывчатую полосу.
