– На колени, падла, – тихо и жутко сказала Сашка. А после крикнула резко: – На колени тварь, я сказала!
Мент растерянно посмотрел на нее, погладил пиджак по месту, где видимо таилась заработанная сотка евро, глянул на Алика с надеждой, понял, что поблажек не будет, и медленно опустился на колени. На секунду все замерли. У Ленки брови отъехали в район лба, челюсть, наоборот, опускалась все ниже и ниже. Дочка, казалось, готовилась бить полковника ногами.
– Сколько раз я тебя просил, – с напускной строгостью посетовал Алик. – Взрослых людей называть только на «вы».
– Извини, папочка, – лицемерно ответила дочка, но расслабилась, выдохнула шумно. – Я больше так не буду. И вы, товарищ полковник, извините. Я не думала вас обидеть, хотя вы и гад конченый.
– Да как ты смеешь, хамка! – ожила наконец жена и бросилась к менту. – Вы ее не слушайте, она еще маленькая, не ведает, что творит. Переходный возраст, сами понимаете. Вставайте же. Простите нас. Вставайте!
– Нет, Елена Анатольевна, – решительно остановил ее мент. – Это вы меня простите. Права ваша дочка. Во многом права. Гад я, и работа у меня гадская. Алексей Алексеевич такой человек. Честнейший, ум великий. Я имел случай сегодня в этом убедиться. А я, не разобравшись, столько горя и ему, и вам принес. Простите меня, ради бога. И вы, юная леди, простите. Надеюсь, со временем вы поймете, что и гадскую работу делать кто-то должен. Но это меня не оправдывает, безусловно. Простите меня еще раз. У отца вашего я прощения уже попросил. И он, благородный человек, простил. И даже доказал свое доброе отношение ко мне. Надеюсь и на ваше снисхождение и доброту. Простите ради Христа…
Мент оправился от шока и хладнокровно играл каявшегося грешника. Особенно Алика позабавили слова полковника о доказательствах доброго к нему отношения. Доказательства смешно топорщились во внутреннем кармане пиджака в полоску. Он даже проникся к менту некоторым уважением. С юмором мужик. Не теряется. Но это все было не важно. Глаза… Глаза жены и дочки. Ради таких глаз и сотку евро менту отдать не жалко, и миллион. Все отдать можно. Потому что если смотрят на него так жена и дети, значит, есть семья, и он глава ее непререкаемый. И пойдут они за ним и в огонь, и в воду, и в Сибирь, на рудники урановые. А он ради них и в ад спустится, и до Рая докарабкается, наизнанку вывернется.
– Ну зачем вы так? – опять засуетилась жена. – Мы, конечно, прощаем. Да и прощать не за что. Это ваша работа. У всех бывают ошибки. Встаньте, пожалуйста.
– Нет, не встану, – замотал головой мент. – Пока не простите, не встану.
– Прощаем, прощаем. Саш, скажи господину полковнику.
– Ладно, – нехотя промолвила дочка, – если ради Христа… Ладно.
Полковник проворно поднялся с колен, поклонился с достоинством, отдал честь и светски попрощался.
– А сейчас разрешите откланяться, у нас с Алексеем Алексеевичем остались еще небольшие дела. Приятные хлопоты, но хлопоты все же.
Алик сгреб в охапку жену и дочку. Залюбовался, перед тем как расстаться, на их глаза замечательные, шепнул им ласково:
– Я ненадолго, девчонки. Часа два максимум. И нарядитесь к моему приходу, лучшие платья наденьте. Праздновать будем.
Отрываться от семьи очень не хотелось. Но его вместе с миллионом ждал в офисе шеф. Завершавшийся бурный день нуждался в большой и жирной точке. Алик с неохотой выпустил из объятий Ленку с Сашкой и вслед за ментом вышел из квартиры.
Леонид Михайлович назначил аудиенцию не в будничном кабинете на третьем этаже обшарпанного цеха, а в парадном кабинетище на вершине нелепого стеклянного небоскреба. Торжественность момента несколько портило то, что вошел Алик в небоскреб с черного хода и поднялся в пентхаус на маленьком неприметном лифте. О существовании лифта любви в конторе знали немногие. Алик знал. Разнообразные наложницы шефа, ловко избегая купленной шефской женой охраны, проникали на лифте в покои ЛМ для услаждения его стареющей плоти и по-юношески задорной души.
«Вот и я так же, – думал Алик, возносясь в пентхаус. – Ласки друг другу сейчас дарить будем. Я ему миллион долларов в клетчатом челночном бауле, а он мне взгляды нежные и сдержанную благодарность. Только кто из нас шлюха? Обычно мужики девкам за нежность платят».
По всему выходило, что шлюха шеф. Мысль эта настолько позабавила и взбодрила его, что пришлось постоять с полминуты перед дверью в кабинет, стирая экстремально ехидное выражение лица. Когда на лице осталась просто радость и счастье от встречи с любимым руководителем, Алик вошел.
– Здравствуйте, Леонид Михайлович, это вам.
Он плюхнул клетчатый баул на ультрамодный хрустальный стол, но намеренно не рассчитал, и несколько зеленых пухлых пачек художественно просыпалась на столешницу. Пара пачек соскользнула на черный пол из редкого африканского дерева.
«Так оно лучше будет, – подумал. – Разговор на фоне миллиона не может закончиться плохо. Да и товар лицом надо предъявлять сразу».
Он еще раз оглядел получившийся натюрморт и вдруг понял, что картинка получилась один в один из голливудских фильмов о жизни колумбийских наркобаронов. Обстановка кабинета совпадала до деталей, и жгучий брюнет Леонид Михайлович со своими еврейскими корнями также напоминал Пабло Эскобара. Усов только не хватало. Артистическая, тонко улавливающая нюансы натура шефа не могла пройти мимо таких совпадений. С латиноамериканским темпераментом он бросился к Алику и практически облобызал его.
– Алешенька, сынок, родной, как я рад тебя видеть. Ты не представляешь, как рад. Достали уже все эти уроды кругом тупые. Глазу не на ком отдохнуть. Ни одной умной рожи в пределах досягаемости. Дай я тебя поцелую.
Шеф юрко схватил Алика за уши, притянул его голову к себе и поцеловал почти взасос. Не сказать чтоб это было приятно.
«О господи! – испугался Алик. – Не зря на лифте любви везли, а вдруг сейчас трахать будет? Да нет, – успокоил сам себя. – По бабам он, в голубизне не замечен. Просто человек старой формации. Помнит еще знойные поцелуи товарища Брежнева с товарищем Рашидовым. Высшая степень благосклонности так, по его мнению, выглядит».
– Ну, Алешенька, рассказывай, – повелел, отцепившись, ЛМ.
Алик вытер рукавом губы. Спросил растерянно:
– Что рассказывать, Леонид Михайлович?
– Ну, как там все прошло. Давай, сынок, говори, не стесняйся.
Не Пабло Эскобара сегодня изображал шеф, догадался Алик. Вот же он, знакомый с детства образ отца-командира из военных фильмов. Послал седой подполковник лейтенанта необстрелянного в разведку. Пустил уже по нему скупую мужскую слезу. Помучился умеренно, похоронил мысленно. А лейтенантик возьми да и вернись. Еще и языка припер на плечах своих полудетских. В клетчатой сумке на столе хрустальном язык лежит, душу своим зеленоватым оттенком радует. И плачет опытный командир, но уже от радости. И к награде героя представляет.
«Ах ты, жулик старый, – умилился он шефу. – Все лицедействуешь. Крутишься, как вошь на причинном месте. Некомфортно тебе, что героя сынка под зад коленом вышиб из штабной землянки, под пули на смерть верную. А вот хрен тебе! Не буду я тебе сегодня помогать. Сам изворачивайся».
