Алик сделал вид, что не заметил неприкрытой ненависти, прущей из Андрея. Улыбнулся только иронично и нарочито светским тоном сказал:
– Я смотрю, Андрей Маратович, у нас сегодня вечер откровений, утро точнее. Что же, спорить не буду. Прав ты во многом. Принимаю критику, хоть и неконструктивная она. Извиняюсь даже. Правда, прости, если обидел. Не хотел. Ничего личного, как говорится, только бизнес. А вообще – это все лирика. Ты мне скажи лучше, надежда еще остается процедуру в ЦБ ускорить?
– Остается еще пока, маленькая, – пробормотал банкир. Удивился про себя недоверчиво: «Чтобы этот индюк самовлюбленный и на наезд не ответил? Задумал, видно, падла, что-то особенно гадостное. Или мир перевернулся с ног на голову внезапно. Нет, скорее всего, все-таки задумал…»
– Ладно, оставим надежду в покое, – сказал Алик неожиданно бодро. – Пускай сдохнет, как и полагается, последней. Еще раз прошу прощения, но задам я тебе второй вопрос. Не могу не задать. Извини. С ЦБ, допустим, гипотеза принимается, тем более проверить ее труда не составляет. Но вот чего я не понимаю искренне, как это все с отправкой бабла связано? Неужели банк с многомиллиардным долларовым оборотом не может найти вшивых двух с половиной миллиардов рублей, чтобы нам, несчастным, вовремя заплатить?
– Да ты чего такое говоришь? – возмутился банкир. – Каких вшивых миллиардов? Это для тебя они, может, вшивые, а для банка это сумма огромная. Алё, гараж, проснитесь! Конец года наступает, сегодня тринадцатое декабря, балансы закрываются скоро. Каждая копейка на счету. Где я тебе столько денег сейчас нарою? Смеешься?
– Ага, хохочу, вот ща обоссусь от смеха. Особенно смешно вчера было, когда я перед шефом стоял и разговор наш с тобой ржачный ему пересказывал, о том, что деньги через десять дней будут. Если повезет… Ты знаешь, шефу понравилось, он даже другу своему, генералу ментовскому, позвонить хотел, анекдотом поделиться, чисто чтобы тот тоже поржал. Я еле уговорил его погодить немного, юмор из избы не выносить. Так что ржем пока во внутреннем кругу. Пока.
– А ты меня не пугай, – набычился банкир, услыхав про мента.
– Андрюша, окстись, кто же так пугает? Видел ты где нибудь, чтобы пугальщики на столы дурацкие забирались, цирк устраивали, по твоему меткому замечанию? А потом еще и сеанс психоанализа проводили с покаянием, слезами и душевным стриптизом в придачу? Не пугаю я тебя. Но ситуация серьезная, не смешная ни разу. Я пока ее еще контролирую, сдерживаю шефа из последних сил, а что завтра будет, не знаю. В дерьме мы с тобой, Андрюша, оба оказались. Ты заметь, я тебе о документах, тобою подписанных, о штрафах возможных ни слова не говорю. Не важно сейчас. А важно, как выбираться из дерьма будем. А ты – «пугаешь». Не пугаю я тебя, а правду правдивую рассказываю.
– Ладно, проехали. Извиняюсь даже, как ты недавно выразился. Но слова выбирай тщательней.
– Буду выбирать, обещаю. Но и ты выбери, выбери, пожалуйста, такие слова, чтобы людей мне успокоить, и не слова, а действия. Жест нужен. Что-нибудь успокоительное, нервяк у всех снимающее. А то взорвется, на хрен, ситуация. Сделай, пожалуйста. И это Андрюша третий мой к тебе вопрос. И последний на сегодня.
Банкир задумался. Помотал головой из стороны в сторону, несколько раз цокнул языком, забарабанил пальцами по столу. Потом расслабился. Сказал устало:
– Ну что я могу сделать? Какой жест? По головке их погладить? Я не знаю… Ну хочешь, поеду я к твоему шефу, сам объясню проблему, чтобы не думал он, что ты воду мутишь, косорезишь там чего-то…
Предложение банкира не катило. И даже не потому, что Алик как раз и косорезил, и воду мутил в меру сил и способностей. Кто в нашем болоте воду не мутит? Не родник, поди, в Альпах швейцарских. Сколько ни мути, грязнее не станет. Глубже причина лежала, намного глубже. Он попытался растолковать это Андрею.
– Заманчиво, друг, звучит, благородно, умно как бы, но не поможет. Я шефа знаю давно и хорошо, а ты нет. Кончится ваш разговор на восьмой минуте или девятой. И поверь мне, плохо кончится. Шеф, как те дикари из песенки – «на лицо ужасные, добрые внутри». Только наоборот он. Особенно когда о деньгах больших речь идет. Интуиция у него звериная и чувство опасности обостренное. Когда увидит, что ты к нему пришел, вывод сделает, что дело совсем швах. Истерить так он начнет, что тебе мои истерики милой девичьей придурью покажутся. И не на словах будет истерить, а на деле. Меня дрючить не перестанет, но еще и за тебя возьмется параллельно. Оно тебе нужно?
– Оно нет, – быстро согласился банкир.
– Вот именно. И вообще это все бла-бла-бла. Все эти разговоры, оправдания, форс-мажоры и прочее жевание соплей. Люди денег ждут. Серьезные люди ждут серьезных денег. Ты понимаешь?
– Я понимаю, но помочь ничем не могу. Я же тебе объяснял, денег нет. И не предвидится.
– Не гони, Андрюша. Я и не предлагаю все восемьдесят миллионов немедленно из воздуха материализовать. Ты заплати сегодня единичку, завтра трешничек, послезавтра пятерочку и так далее. Плати каждый день, и с каждым днем больше плати. В нашем мире факт ничего не значит, а тренд значит многое. Увидят люди, что не жулик ты. Расплачиваешься. Ну да, попал в трудную ситуацию. С кем не бывает? Но мужик-то нормальный. Расслабятся люди, успокоятся, а там, глядишь, и ЦБ увеличение капитала вам зарегистрирует.
Банкир опять задумался. Пауза повисла. Алик прямо видел эту паузу. Как висит она, наливается темной душной энергией. Растет… Если согласится на его предложение банкир, значит, нет никаких проблем. Действительно, мелкие технические шероховатости и ничего больше. А если не согласится…
– Знаешь, Алик, – растягивая слова, сказал Андрей. Словно не решил еще ничего, но вот сейчас, именно в эту секунду, решает. – А я вот что подумал: пускай истерят. Пускай процессы какие угодно запускают. Все равно развернуться не успеют. Отдам я вам через десять дней деньги. Точно отдам. Что они успеют сделать за десять дней? Бюрократия у нас. Даже дела уголовного завести не успеют. А когда отдам бабло, уймутся сразу. Чего им за бесплатно задницу драть? И вот какой мне смысл сейчас деньги искать, да еще и переплачивать за них проценты огромные? Да пошли они на хер. Не буду!
– А ты подумал, как мы дальше работать с тобой будем, после того как ты крутизну свою покажешь? А обо мне ты подумал? Что со мной сделают за эти десять дней и как я дальше работать буду, даже если хорошо все закончится?
Глаза банкира вспыхнули счастьем неподдельным. Давно он мечтал ему слова эти сказать. Улыбнулся улыбкой героев тарантиновских фильмов и сказал:
– А о себе, Алик, ты сам думай. – Помолчал немного, насладился триумфом и добавил: – Ты обо мне много думал, когда цену на два миллиона повысил, трудностями моими пользуясь?
Что делать? Кто виноват? И бежать куда? Промелькнули три главных русских вопроса в голове у Алика. Но это в первое мгновение, а потом… Волна нехорошая прокатилась по телу. От мизинца с вросшим ногтем до глаз красных воспаленных. Честность беспощадная захлестнула. И не умолить ее, не подкупить и не разжалобить.
