Орудийный лафет с гробом медленно ехал из Колонного зала на Красную площадь, сопровождаемый генсеками, министрами, генералами, родными и близкими, а также скорбящими трудящимися. В 12.45 по Москве, когда гроб опускали в землю, артиллерийские залпы грянули в 37 крупнейших городах. Три минуты гудел весь железнодорожный и речной транспорт. Все без исключения предприятия и учреждения остановили работу на пять минут.
Но я не о том.
Моя дочь Ирина тогда училась в первом классе. Школа ее была на улице Станиславского (ныне Леонтьевский переулок) — то есть довольно близко от Колонного зала и Красной площади.
С 12 числа шло прощание. В один из дней (скорее всего 12-го) улицу Горького перекрыли. Причем не с утра, а примерно в полдень. То есть Ира до школы добралась сама, а как обратно? Я поехал ее встречать. Взял с собой яблоко на всякий случай.
Оно-то меня и выручило.
Троллейбусы останавливались около Маяковской и дальше не шли (или уходили куда-то вбок).
У зала Чайковского стоял первый милицейский кордон.
На Пушкинской (точнее, у входа на Пушкинскую, где метро и магазин «Наташа») — второй.
После Тверского бульвара, где «Армения», — третий (наверное, дальше были еще кордоны, но мне дальше было не нужно).
Милиция пропускала граждан по паспортам с пропиской. Живешь где-то тут — проходи. Просто гуляешь — гуляй в обратном направлении.
Я подходил к милиционерам и говорил:
— Я иду в школу, забирать маленькую дочку. Вот, яблоко ей несу!
Вынимал из-за пазухи яблоко и показывал.
Они отвечали:
— Хорошо, проходите.
И вот так — три раза.
круг
Чтобы всем было интересно!
Когда мне было лет четырнадцать, я, конечно же, увлекался фотографией.
Это было прекрасно: слегка тяжелая фотокамера; наводка на резкость, диафрагма и выдержка; зарядка кассет в полной темноте; проявитель и фиксаж, круглые бачки; увеличитель, ванночки, плоские щипцы; резаки и глянцеватели…
Как всякий серьезный юный фотолюбитель, я записался в кружок при районном Доме пионеров. Это было в Дегтярном переулке. Очень близко от нашей школы.
Там была хорошая лаборатория.
Но главное, там был отличный руководитель. Сравнительно пожилой мужчина по имени Анатолий Андреевич Свинцов.
Разумеется, он учил нас выдержке и диафрагме, проявителю и фиксажу. А также композиции кадра.
Но один раз он сказал нечто очень важное.
— Что ты тут наснимал? — недовольно спросил он меня. — Вот это кто, например?
— Бабушка, — сказал я.
— Твоя?
— Моя, — сказал я.
— А это?
— А это мама с папой. А это мой кот. А это скамейка над речкой, у нас на даче есть такой вроде парк.
— Тебе, наверное, интересно смотреть на эти снимки?
— Да, — сказал я.
— Потому что там твои мама с папой, бабушка и кот?
— Конечно, — сказал я.
— А мне неинтересно, — сказал он, обращаясь уже не только ко мне, но ко всем кружковцам. — Потому что это не моя бабушка и чужой кот. А фотографировать надо так, чтобы всем было интересно. Чтоб совершенно посторонний человек сказал: «Ух ты, какая старушка замечательная! Ух ты, вот это котяра!» Понятно?
Да, да, понятно, спасибо… Я это скоро забыл.
Но сразу вспомнил, когда начал писать рассказы.
Эти слова оказались для меня главным литературным наставлением.
Ох, сколько у меня лежит разных заметок и воспоминаний, сколько недописанных кусков, а сколько я выбросил в мусорный ящик уже готовых вещей — а всё по одной-единственной причине: это никому, кроме меня, неинтересно.
Точнее, так: я не верю, что это кому-то еще интересно.
А еще точнее — раз я не верю, что это кому-то, кроме меня, интересно, — значит, меня самого это не очень-то интересует.
Круг замкнулся: как можно заинтересовать других тем, что не интересно самому?
Пока неинтересно.
Станет интересно — допишу недописанное.
А может, даже вспомню выброшенное.
public relations и целевая аудитория
Презентация
Один человек рассказывал о своем детстве и своей семье очень по-разному.
Это зависело от того, с кем он разговаривал.
Людям обеспеченным и интеллигентным он говорил так:
— О, у нас был открытый дом! Отец обожал гостей! Вино, коньяк — лились рекой. Мама накрывала на стол, резала салаты…
А людям необразованным и бедным — вот так:
— Батя мой здорово пил, — говорил он с тяжелым вздохом. — Все время дружков-приятелей в дом зазывал. Мама, царствие небесное, натерпелась…
А как там было на самом деле, он уже и не помнил.
сон на 29 ноября 2012 года
Пятнышко
Приснилось, что я — пластический хирург. Косметолог.
Ко мне в кабинет входит мой давний пациент — молодой парень, ужасный драчун, которому я много раз зашивал и перешивал лицо. Вот и сейчас он придерживает на щеке марлевую подушечку. У него сильно рассечена щека.
— Эх, ты, боец, — говорю я. — Давай, завтра у меня операционный день, на какой час тебя записать?
— Я лучше весной приду, — говорит он.
— Это еще почему?
— Понимаете, мне весной, по моим расчетам где-то в середине марта, ломится получить серьезных п***юлей, — сокрушенно объясняет он. — Тогда и приду, чтобы уж всё сразу…
— Зачем ждать? — говорю я. — Пойди получи скорее. Вот прямо сегодня вечером пойди и получи положенных п***юлей и завтра приходи! На какой час записать?
— Нет, — вздыхает он. — Не выйдет, я узнавал. Придется ждать.
Он встает и идет к двери.
— Позови следующего! — говорю я ему в спину.
В кабинет входит женщина.
У нее прекрасное лицо, идеальная фигура, красивая стрижка. Она так красива, что я всматриваюсь в нее даже с некоторым изумлением.
— Садитесь, — говорю я. — Чем я могу вам помочь? На что жалуетесь?
— Сами же все видите и еще спрашиваете!
— Что я вижу? Я ничего не вижу.
— Вы все прекрасно видите! — возмущается она. — Вы сразу заметили!
— Что я заметил?
