— Государство о нас бесплатно заботится, — сказал Стецкий. — Благодарить надо, а не возмущаться.
Разговор шел в столовой дома-интерната для престарелых.
— Государство? — чуть не задохнулась Ильина. — Бесплатно? Мы своим трудом создали и оплатили это государство! Надо протестовать! И мы будем протестовать!
— Ну-ну, — хмыкнул Стецкий. — Не надоело?
Татьяна Павловна Ильина была ветераном правозащитного движения, а Казимир Янович Стецкий — ветераном ОМОНа. Хотя на площадях они не встречались, отношения между ними были понятно какие.
Поэтому, когда Ильина договорилась со старухами, что они соберутся в холле, обсудят ситуацию и составят коллективное письмо, Стецкий устроил в этом самом холле чемпионат по шашкам. И так все время. Стоило Ильиной затеять собрание — тут же Стецкий выскакивал с викториной или концертом.
Через месяц директор встретил в коридоре Стецкого на коляске и сказал, что Ильина в пятницу устраивает большую акцию протеста. С плакатами.
— Знаю-знаю! — сказал Стецкий. — Разведка работает! А у нас как раз будет репетиция хора ветеранов! А?
— Бэ! — сказал директор. — Не вздумайте мешать! Ясно?
Стецкий удивился. Но всё стало ясно в субботу, когда к интернату подъехали красивые машины и директор стал водить областное начальство по ободранным коридорам и жаловаться на нехватку средств. Он показал начальству старух с плакатиками «требуем губернатора!» «погибаем без лекарств!» «голодаем, как в войну!».
Еще через полгода Стецкий перегородил директору дорогу своей коляской и спросил:
— Ну чего? Пробила губернатора Татьяна Павловна? Добавили финансов?
— Обещают, обещают, — вздохнул директор.
— А откуда у тебя новый джип? И новая заместительша? Она твоей жены сестра, я все знаю, разведка работает.
— В лежачее отделение хочешь? — спросил директор, оттолкнул коляску и пошел по своим делам.
Лежачее отделение — это был смертный приговор. Три недели, и умрешь от пролежней.
Ильина вроде что-то опять затеяла. Стецкий решил не мешать, а просто посмотреть.
Приехал в холл. Две старухи сидели на диване.
— Татьяна Павловна где? — спросил он.
— Уехала, — сказала старуха.
— Куда?
— Ночью увезли, — сказала другая, пряча глаза. — На «скорой помощи».
— Таня! — вдруг забился Казимир Янович в своей коляске. — Дура! Зачем ты?!
Выскочил директор:
— Чего орешь? Укольчик ему!
— Я протестую! — закричал Казимир Янович и своим слабым шишковатым кулаком ударил директора.
Запрокинул голову и увидел площадь, дождь, толпу, рваные бумажные плакаты, а он тащит Татьяну Павловну к милицейскому автобусу. Он молодой, злой и сильный, она молодая, злая и красивая, он втаскивает ее в узкие двери, она раскидывает руки, и он случайно касается губами ее лица, и дождь шумит так, что больше ничего не слышно.
Имя-отчество
там, за облаками
У Саши Мятликова все знакомые девочки сначала были Леночки и Танечки. Это понятно, потому что сначала он знакомился с девочками в детском саду.
Потом девочки стали по фамилиям: Соколова, Шапошникова, Лазурская, Гурко, Топорнина и Шмидт; это уже в школе.
На первом курсе института были Антонова и Ткачик, но дальше пошли Настя, Люба и Света. И Лена с Машей.
На работе они вдруг стали зваться полными именами. Наталья позвонила и сказала, что Лариса видела его в кафе с Катериной. Ну и что? Не хочешь — не надо. Поэтому он уехал отдыхать с Татьяной и чуть не женился на Галине.
Потом у женщин стали появляться отчества: Елизавета Николаевна, Ольга Петровна, Ирина Леонидовна.
Естественный процесс, увы.
Поэтому Саша Мятликов особо не горевал.
Правда, он заметил странную вещь. Их имена-отчества часто напоминали ему кого-то.
Лидия Сергеевна — так звали учительницу в пятом классе.
Надежда Андреевна — это была тетя, смешная и добрая старушка.
Вера Марковна — папина двоюродная сестра, то есть тоже тетя.
Саша даже забеспокоился. Но потом посмеялся и забыл.
Тем более что он познакомился с очаровательной дамой, немолодой, но прекрасной. Ее звали Елена Федоровна: казалось, он чуть ли не первый раз в жизни серьезно увлекся. В своем далеко не юном возрасте, да.
Он пригласил ее в ресторан.
Заказали ужин. Саша Мятликов был человек не бедный, и ресторан был недешевый, так что всё было очень изысканно: громадные тарелки неправильной формы, бокалы на тонких ножках, салфетки с вензелями. Официант, держа левую руку за спиной, налил им вина.
Пригубили.
Саша Мятликов подумал, что у них начнутся серьезные отношения. Что сегодня он довезет ее до дому, выйдет с нею из такси, доведет до подъезда, попросит позволения позвонить еще, поцелует руку.
Он посмотрел на ее руку, как она держит бокал. У нее были красивые длинные пальцы и старое кольцо с мутно-лиловым камнем.
— Елена Федоровна, — сказал он, вздохнув отчего-то. — Мне кажется, мы с вами уже виделись. И вообще, что мы с вами уже давно знакомы. Или это мне только кажется?
Он поставил бокал и улыбнулся ей.
— Саша, — сказала она, — мальчик мой любимый.
Она тоже поставила бокал и положила свою руку на его ладонь.
Саша нагнулся и поцеловал ее руку, сухие пальцы и это старое кольцо.
— Как хорошо, что мы встретились, — сказала Елена Федоровна, — и как прекрасно, что ты меня узнал.
Саша заплакал, потому что на самом деле узнал.
— Мама, — спросил он и огляделся, — мы где?
Было пусто. Официанты в белых куртках двигались легко и бесшумно.
— Не бойся, — сказала Елена Федоровна. — Сейчас папа придет. Поужинаем и пойдем.
Не спи, не спи, работай
по поводу кормления и подгузников..
Моя знакомая, Кира ее звали, рассказала мне такой сон. Это было довольно давно, Кира тогда была молодая мама. Ребенку около года.
Она рассказала, что на даче днем уложила ребенка в коляску, закачала его, он заснул, она выкатила коляску на участок, поставила под окно, вернулась в дом, прилегла и тоже уснула.
И вот ей снится сон.
Что она в тревоге вскакивает с кровати, бежит к окну — а коляски нет! Нет под окном коляски с ребенком! Она мертвеет от ужаса, выбегает наружу, обегает дом — нет. Нигде нет! На крыльце нет, на дорожке нет, в кустах малины — тоже нет. Она отчаянно кричит, и вдруг из другого окна высовывается ее мама:
