Я стою, прижавшись животом к рамке металлоискателя.
– Делали операцию? – спрашивает охранник. – Лекарства принимали?
Обстановка – что-то среднее между офисом и больницей.
Второй сон. Пожар
Пожар в доме, где раньше был магазин «Пионер», угол 1-й Тверской-Ямской и Большой Грузинской. Но это не тот самый дом, с большой гранитной колонной, которая подпирает угловой выступ, а какой-то другой. Но стоит на том же месте.
Меня просят помочь оттолкнуть от горящего дома белые старые «жигули».
Из окон идет очень красивый нежный дым.
Самолеты
Из какого-то сибирского города в Москву лететь 4 часа.
Я хочу поменять билеты первого класса – рейс в 13 часов – на билет эконом-класса, рейс в 16 часов. Касса на втором этаже аэровокзала. Крутая лестница. Выясняется, что обменять билеты можно будет только через час. Толчея. Вспоминаю, что меня внизу кто-то ждет.
Вспомнил! Внизу – но не в здании аэровокзала, а на улице – меня ждет Дима Орешкин. Он привез для меня текст рассказа – моего! – который я потерял.
Мне нужно выйти наружу.
Мне снится, что выход – через прихожую какой-то большой и старой квартиры.
Рядом со мной надевает пальто незнакомая женщина.
Она садится на скамеечку, я подаю ей сапоги, они сырые, тяжелые. Не могу найти свои, хотя они только что были, я их только что видел, чуть ли не в руках держал.
Я даже ее спрашиваю: «Вы не видели мои сапоги?» Она качает головой.
Выхожу наружу в летних туфлях, у них стертые подметки, они тут же промокают, потому что на улице дождь со снегом.
Верчу головой, ищу Орешкина, не могу найти.
Возвращаюсь в сон с билетом, бегу опять на второй этаж аэровокзала, сдавать-менять билеты, все как-то плохо, неудобно, но все-таки я получаю нужный мне билет и снова вспоминаю, что Орешкин меня ждет на улице и что мне опять надо искать сапоги.
Просыпаюсь от сна с билетом, с облегчением понимаю, что я в Москве, что никуда мне не надо лететь четыре часа, – но сон с Орешкиным остается.
Только через несколько секунд просыпаюсь совсем.
Пытаюсь вспомнить, какой рассказ он мне должен был передать.
Но так и не вспомнил.
Маскарад
Непонятно, что это – кабинеты офиса или больничные ординаторские. Врачи превращаются в чиновников, и наоборот. Надевают поверх костюмов белые халаты.
И как по команде снимают их и прячут в столы. Я тоже играю в эту игру, включен в этот маскарад.
Америка
Цветочный магазин. Я покупаю семена, подбираю их с помощью продавщицы. Она, по всему видать, недавняя иммигрантка из Латинской Америки. Немолодая и надменная. Я ей объясняю, что мне нужны цветы, «вокруг терраски посадить, когда я вернусь из Америки домой» – вот такими словами.
Она молча ставит мне в корзину какие-то коробки без картинок. Я с сомнением на нее смотрю. Она раздраженно кивает: мол, всё в порядке, это именно то, что вам надо.
Вокруг бесконечные стеллажи с коробками. Самих цветов я не вижу, только коробки с семенами – только названия цветов по-английски и по-латыни, – и еще на полках какое-то канцелярское оборудование. Линейки, ножницы, дыроколы. Присмотревшись, я понимаю, что это миниатюрные садовые инструменты.
Беру несколько лопаток, маленьких граблей, тяпок и цапок, кладу в корзину и выхожу во двор. Из этого магазина выход через двор. Двор довольно грязный, заваленный пожухшей рассадой и завядшими цветами.
Низкий забор. Три выхода для покупателей. Кассы стоят на деревянных столиках. Чуть в отдалении вижу, что в заборе дыра, проход, повалена целая секция. Привычно удивляюсь, что никто из покупателей не пытается выскочить, не заплатив.
Расплачиваюсь, выхожу на улицу.
Грязная улица. Грязный городок. Тоскливо.
Мужчина и женщина
Вхожу в дом, где я бывал много раз. В гости иду. Вхожу в подъезд, удивляюсь, как все отремонтировано и переделано, очень красиво и даже роскошно. Закругленная лестница ведет вверх. Красивые узорчатые двери лифта. Я иду пешком на четвертый этаж.
Запах табака. На ступенях сидит и курит парочка.
Говорю:
– Позвольте пройти, пожалуйста.
Мужчина мне говорит:
– Нет уж, и вы послушайте! – И обращается к женщине: —Вот пусть он тоже послушает! – И говорит ей: —Я не хочу, чтоб у нас в доме было пошлое богатство.
Пусть будет даже грязно, неубрано, невыметено. Но только чтобы не было пошлого богатства!
Женщина худая, красивая, но с серым, измученным лицом.
Мужчина небритый и самодовольный.
Она кивает, глядя на него с покорным восхищением.
Он снова обращается ко мне:
– Ведь правда? Шик, роскошь – это так пошло!
Я соглашаюсь, осторожно между ними протискиваюсь, иду дальше, вверх.
Иду и думаю: потом он будет ее точно так же поучать насчет блеска и красоты в доме, что все должно быть роскошно и шикарно, и она будет точно так же покорно и восхищенно кивать.
Много картошки
Сижу за столом, наворачиваю вареную картошку и громко говорю неизвестно кому: «О! Я теперь ем много картошки!»
Архитектура
Архитектор, которому я дал план новой квартиры в конверте, прячет конверт в портфель, прощается со мной и исчезает в темноте. Уходит вдаль по темной улице.
Это Брестская улица. Очевидно, мы не случайно встретились именно здесь. Брестская улица ближе к Триумфальной – там мастерские «Моспроекта».
Однако надо двигаться домой, к Беговой. Сон из тех времен, когда я жил на углу Беговой и Ленинградского проспекта, напротив гостиницы «Советская».
Троллейбусов нет, машин тоже нет. Поднимаю руку, останавливается такси, там уже есть один пассажир, меня не берут:
– Не по дороге!
– До «Советской» – не по дороге?
– На Лесную сворачиваем, – говорит водитель.
И вот так раз десять, наверное. Все на Лесную, или на Грузинскую, или на Ямское поле – никто не едет прямо по Ленинградке, к Динамо, к Аэропорту, к Соколу и далее. Даже удивительно.
Иду пешком. Дохожу до площади Белорусского вокзала. Она совсем не такая, как теперь. Она – как раньше.
Без этих гигантских зданий, которые стиснули ее со всех сторон.
Тут я сквозь сон соображаю, что уже не помню точно, какая она была раньше. Уже не могу в подробностях вообразить сквер, церковь, двухэтажные старинные дома напротив вокзала…
