Женщина говорит, чтоб я ее подождал, и забегает в такой вот магазинчик.
Я жду. У меня промокли ноги. Вода заливает деревяшку, на которой я стою. Дождь идет так сильно, что грязь брызжет на меня снизу. Холодно. Я бормочу: «Ну, кем это надо быть! Чтоб так заставлять ждать!»
Звоню ей по мобильному. Там механический голос:
«Данный клиент в нашей гостинице не зарегистрирован». Ужас. Под ногами ручьи грязной воды. Я бегу к тому магазинчику – он закрыт. К другому – тоже закрыт. Я промок до колена. Все магазины закрыты, все павильоны, где торгуют разным рыночным товаром, мясом и овощами, – тоже.
Звоню еще раз. Гудки. Что-то щелкает. Мне кажется, что она отвечает, но очень тихо, щелчки мешают, плохая связь.
Я кричу: «Алло! Алло!»
И на всю пустую, затопленную дождем площадь, из всех динамиков, развешанных по фонарным столбам, она отвечает:
– Да! Да! Я тебя слушаю! – Она говорит гулким, низким, почти мужским голосом.
Голос мамы
Дача. Из-за двери слышно, мама с кем-то разговаривает. Кажется, по телефону. Потому что я не слышу второго собеседника.
< 11 июня у мамы день рождения – но вот приснилась на два дня позже. >
Кисея
Опять дача. Кисея, кружева на окнах. Занавески-бризки. Маленькие гвозди вбиты в оконные рамы примерно на уровне глаз. На гвозди натянута леска, то есть не леска даже, а такая белая синтетическая нитка, она держит бризки. Они всегда сдвинуты.
За окном кто-то проходит, идет от калитки и мимо окна. Наверное, мама. Я не хочу смотреть, я отворачиваюсь, делаю шаг в глубину комнаты. Я специально повесил бризки, чтобы она не заглядывала в окна.
Задача
Они сидят в разных комнатах. Они не видят друг друга.
Но я наблюдаю за ними – за каждой из них – через зеркальные стекла. Поэтому меня они тоже не видят.
Они хотят друг друга убить. Причина какая-то странная. Чисто теоретическая. Это психологический эксперимент. Девушки решают логическую задачу. Что-то похожее на знаменитую «дилемму заключенного» – есть такая задача, что выгоднее: признаться, уйти в несознанку или оговорить подельника? Учитывая при этом, что перед твоим подельником стоят точно такие же вопросы. Так вот, девушки решают, что им выгоднее – ликвидировать соперницу, примириться с тем, что у бойфренда есть любовница, или уступить? Каждая принимает решение номер один.
Но тут игра кончается.
Каждая звонит своему киллеру и «заказывает» другую.
У них злые, решительные лица.
Я понимаю, чем дело кончится.
Я стучу в зеркальные стекла и кричу: «Стоп! Всё! Хватит!»
Они не слышат.
Массажист
Хочу договориться с массажистом (у меня болит спина). Но не получается. Он всё время занят. Или у него что-то срывается. Я его спрашиваю:
– Послушайте, может быть, вы вообще заняты, вообще не сможете мной заняться, тогда скажите прямо.
Он говорит:
– Что вы, что вы! Я обязательно вами займусь. Завтра.
Давайте завтра в шесть.
– Хорошо, – говорю я. – Значит, завтра в шесть.
– Только вы мне позвоните часика в три на всякий случай, – говорит он.
Тьфу!
Второй сон. Водевиль
В машине сидит женщина, красивая, темноволосая.
Я тоже сижу в этой машине, мы оба на заднем сиденье.
Она говорит мне:
– Ты теперь мой! – И шоферу: – Трогай!
Машина будто нехотя трогается.
Я говорю:
– Нет, я женат, я люблю Олю.
– Нет, мой! – говорит она. И шоферу: – Едем быстрее!
– Водевиль какой-то, честное слово, – говорю я.
Уже непонятно, ей говорю или сам себе, просыпаясь.
Опера
Я в театре, слушаю «Князя Игоря» в концертном исполнении. Мне снится спектакль, на котором я был когда-то.
Слушаю дуэт Кончаковны и Владимира Игоревича.
То есть дуэт половецкой княжны и русского княжича.
Половецкую княжну поет высоченная блондинка с голубыми глазами. Арийская женщина. Валькирия.
Русского княжича поет небольшого роста жгучий брюнет, смуглый до черноты.
Великолепно поют. Но мне смешно. Я смеюсь, сначала тихо, потом громче. На меня шикают. Потом просто скатываюсь на пол (сижу в первом ряду). Меня выводят.
В коридоре меня ждут певцы. Кончаковна и Владимир Игоревич говорят:
– Как вам не стыдно, вы же специалист по межнациональным отношениям! Это так неполиткорректно с вашей стороны!
– Стыдно, стыдно, – говорю я. – Я больше не буду.
Старуха
Ищу в толпе старуху по имени Алёна Ильинична. Кричу, зову, чуть голос не сорвал. Наконец она отзывается.
Она с коляской, нянчит правнука. Рядом с ней странная какая-то фигура, как будто коротко стриженная девушка. Оказывается, это ее внук. Отец вот этого ребеночка, который в коляске.
Зачем мне эта старуха?
Щенок
Котенок грызет дохлого щенка таксы, объедает ему уши. Отнимаю, рою ямку, закапываю мертвого щенка.
Котенок все время путается под ногами, мешает, я его случайно чуть не рубанул лопатой. Даю ему хорошего пинка. Он летит, кувыркаясь. Жалобно мяукает, смотрит на меня растерянно.
Жалко обоих. Щенка в особенности.
В поезде
У меня в поезде украли чемодан. Украли очень хитро – мой чемодан превратился в чью-то сумку. Точно такую же по фасону, но маленькую. И ничего не докажешь…
Второй сон. Маленькие острые железки
Домработница сдирает бумагу, которой заклеена стена. Это не обои, но и не подклейка под обои. Это как бы «вместо обоев» – проще, грубее, большие серые квадраты бумаги, которая от старости уже пожухла и стала пузыриться, и вот домработница ее сдирает.
К этой бумаге железными скобками пришпилены цветочки. То ли бумажные, то ли матерчатые. Бедняцкое украшение. Пытаюсь их отодрать – и до крови царапаю себе пальцы этими скобками.
Стезя
Мне снится, что я стою на платформе станции метро «Пушкинская».
Рядом со мной стоит мрачноватый молодой парень самого простого и отчасти даже пригородного и хулиганистого вида.
