– Ты меня что… поцеловала?.. – пораженно переспросил я.
– Ты настолько глуп, что не в состоянии осознать, что происходит вокруг тебя? – недобро прищурилась эльфийка. – Да, я тебя поцеловала. Поцеловала твою омерзительную морду. В щеку. Или скулу. Не знаю, как это у тебя называется. И я не знаю, зачем это сделала. Наверное, в благодарность за то, что ты спас мне жизнь. Дважды. Достоинство высокорожденной аркуени требует выражать признательность за такие вещи. Надеюсь, этого никто не заметил. Я сгорю со стыда, если это кто-нибудь заметил.
Мать моя женщина, сколько слов в один присест. Но приятно, ничего не скажешь.
Если я все правильно просек, Аурэлиэль таким способом дает понять, что я поднялся в ее глазах. Получается, что она неохотно, но все же согласна признать во мне брата по разуму. Существо, пусть и не равное эльфу по статусу, но все-таки тоже имеющее право на существование.
Пожар во дворце понемногу идет на убыль. По счастью, папская резиденция каменная и стоит наособицу. На другие здания огонь не перекинется. Стражники, монахи и прислуга выстроились десятками цепочек – передают друг другу ведра. За водой далеко ходить не надо – фонтан прямо здесь, на площади.
В довершение всего наконец-то прибыла профессиональная пожарная служба, состоящая из троих крепких парней и плюгавого старичка в смешной шляпе. Старичка бережно, буквально под руки вынесли из кареты. Тот встал посреди площади, важно откашлялся, снял шляпу и достал из нее игрушечный домик. Один из помощников почтительно чиркнул кремнем по огниву, и домик мгновенно загорелся. Кажется, сделан из пробки или еще чего-то легковоспламеняющегося.
Одновременно с этим двое других помощников принялись… стягивать со старичка штаны. Тот, нисколько не смущаясь, ухватил поудобнее свое хозяйство и оросил горящий домик могучей струей.
Долго терпел, похоже.
Не стану врать, сначала я не понял, что за хрень тут происходит. Но когда над папским дворцом с удивительной скоростью сгустилась черная туча, а из нее хлынул проливной ливень, я сообразил – волшебник, конечно же. Симпатическая магия. С подобным я уже сталкивался.
Что ж, теперь я понимаю, почему даже самые суровые папы стискивали зубы, но все же мирились с существованием школы чародеев. Вреда от этой братии немало, но и польза иногда бывает неоценимая. Вон сколько пара клубится над папским дворцом – наколдованный дождь расправился с пожаром в считанные минуты.
К нам с Аурэлиэль протолкался кардинал дю Шевуа. Нашел нас наконец-то в этой толпе. Народу на площади столько, что даже на меня не обращают особого внимания.
– Слышал уже, что в городе творится? – хмуро спросил меня кардинал вместо приветствия.
– Нет еще. Что?..
– Несусветное что-то. Не то бунт, не то вторжение варваров. Народ словно обезумел.
– Обезумел, говорите?.. – пробормотал я, в ужасе вспоминая угрозу Пазузу. – Вот дерьмо собачье…
– Что? Ты что-то об этом знаешь?
– Кое-что знаю… – обреченно ответил я.
И я рассказал кардиналу о том, кто за всем этим стоит. Пазузу Болезнетворный, непревзойденный мастер мора и эпидемий. В том числе весьма экзотических. Ему ничего не стоит обратить население целого города в послушных ему монстров. Вампиров, оборотней… или шатиров.
Думается, шатиры оказались для Пазузу настоящей находкой.
Кардинал побелел, как стираное полотно. Схватив меня за плечо, он поднял согнутый палец и жестко произнес:
– Ты сейчас же пойдешь со мной к Его Святейшеству. И обо всем расскажешь.
Я вяло двинулся в указанном направлении. Все мысли только об одном – схарчить бы что-нибудь. Я загнусь, если срочно не наполню брюхо. Аурэлиэль идет рядом, устало растирая виски. Ей-то хорошо, она сегодня ужинала.
Папу мы отыскали далеко не сразу – все-таки народу на площади море. Три часа ночи, но во всем Ватикане не спит ни одна собака. Из собора слышен звук набата, кругом бегают люди с оружием.
И из Ромеции народ прет потоком. Судя по разговорам в толпе, там и в самом деле творится что-то жуткое. Добрых три четверти горожан словно взбесились, принялись ломать и крушить мебель, нападать на собственных друзей и соседей. Вон ту плачущую женщину с ребенком на руках чуть не убил собственный муж. Ту истерично вопящую старуху пыталась загрызть невестка. А тот насмерть перепуганный мальчик чудом удрал от обезумевшей матери. Та едва не раскроила сыну голову топором.
Пазузу должен быть сейчас просто счастлив.
– Ваше преосвященство!.. – окликают кардинала со всех сторон. – Ваше преосвященство!.. Святой отец!..
– Ваше преосвященство, почему загорелся дворец? – схватил кардинала за рукав какой-то толстяк. – Неужто брат Томас опять…
– Нет, на этот раз Торквемада ни при чем. Кстати, вы его не встречали, синьор Нади?..
– Не встречал. Мне говорили, что он с группой особо доверенных братьев еще с вечеру отправился в город. Сейчас они должны быть там.
Кардинал беспокойно обернулся в сторону виднеющейся за домами Ромеции. Там кое-где колеблются огоньки – похоже, в обезумевшем городе тоже полыхают пожары. При таком большом бардаке это неудивительно.
– Еще и Торквемада куда-то запропастился… – тяжело вздохнул дю Шевуа. – Что же здесь творится, что творится…
– Хуже, чем путч, – согласился я.
– Намного хуже. Хотя я и не знаю, что это такое. А у вас тут что произошло? Почему эльфийская девица красна, как вареная креветка?
– Она меня только что поцеловала, падре, прикиньте! – глупо-радостно сообщил я.
Воцарилась мертвая тишина. Кардинал дю Шевуа замер, не закончив шаг, и медленно-медленно повернулся к Аурэлиэль. У той отвисла челюсть. Кончики ушей уже не просто розовые – алеют так, что вот-вот вспыхнут пламенем.
– Даже и не знаю, что сказать… – ошалело начал кардинал.
Хлобысь!!! От удара у меня клацнули зубы, я невольно отшатнулся. Аурэлиэль зашлась в рыданиях, тряся ушибленной рукой. Та на глазах распухает – яцхенам нельзя давать пощечины, себе же хуже сделаешь.
– Это уже третий раз, – прокомментировал я, держась за щеку. – Ты так руку когда-нибудь сломаешь.
– Не приближайся ко мне больше никогда, мерзость ходячая!!! – истошно выпалила эльфийка, пряча лицо в ладонях и бросаясь наутек.
Я проводил ее растерянным взглядом, не шевеля даже пальцем.
– Знаешь, сын мой, я начинаю думать, что тебе и в самом деле не помешает обет молчания, – сочувственно произнес кардинал. – Пора бы уже и усвоить, что о некоторых вещах лучше никому не рассказывать.
Когда падре прав, он прав. Я в очередной раз обоссал сам себе всю малину. Из-за моего длинного языка у меня никогда не будет подружки.
Хотя крылья, хвост и две пары лишних рук этому тоже слегка мешают.
