– Голова не кружится?
– Кружится.
– Ну так еще полежи…
– Нет, я к отцу, покурить…
– Курить ты, мамочка, больше не будешь. Надоело мне смотреть, как вы гробите свое здоровье.
Алина ахнула, но прекрасное лицо сына осталось неподвижным, будто на портрете.
Под дверью очень вовремя заскребся папа.
– Входи, отец, мы уже закончили. – Денис распахнул дверь, и за папой в комнату проследовал длинный, густой и… отвратительный табачный шлейф.
Алина даже не подозревала, что он настолько отвратительный!
– В чем дело, милая? – подозрительно спросил папа-Мертвецов. – Ты так странно ко мне принюхиваешься…
Мама-Мертвецова сжала шею пальцами и побежала в туалет, удобно расположенный рядом с приемной. В туалете ее бурно вырвало, после чего – хотите верьте, хотите сомневайтесь – курильщица с тридцатипятилетним стажем Алина Мертвецова стала убежденной печальницей здорового образа жизни. Такой убежденной, что в конце концов и мужа своего Григория Александровича вынудила бросить курить и пройти курс лечения гипнозом.
О да, теперь они оба безоговорочно верили и в гипноз, и в своего сына: Денис оброс клиентурой так стремительно, как заброшенный дом обрастает пылью и паутиной. Расслабленные коллеги Мертвецова поначалу неверно оценили новичка: вальяжный психотерапевт Игорь Маркович Шуман даже не удостоил его рукопожатием!
Вы, разумеется, знаете Игоря Марковича – чаще, чем он, на телеэкранах нашего многоканального города появляются, пожалуй, только мэр Андрей Алексеевич Рябчиков и кулинарная звезда Геня Гималаева. Да-да, вы правильно вспомнили – это тот самый Игорь Маркович, что любит складывать ладони домиком и сладострастно мычать в микрофон. Один час психолечения у Игоря Марковича стоит примерно столько же, сколько вы заплатите за месяц обучения ребенка в частной гимназии «Умница» (размер взноса не разглашается, как и стоимость консультации у Шумана).
А круглая, как луковица, язвительница и юнгианка Аделаида Бум поначалу начала строить Мертвецову куры. Помнится, когда он еще не избегал общих психотерапевтических сборищ и даже надеялся чему-нибудь там научиться, всех их вместе вывезли однажды на турбазу, километров за семьдесят от города. Называлось это «семинар по обмену опытом». За городом бушевала совсем было позабытая Денисом природа: белые полосы тумана над болотом, душистые сосны, кровавые капли костяники в траве и грибы, кокетливо прикрытые перегнившими листьями.
– Денис Григорьевич, посмотрите, какой прелестный мухоморище! – кричала пышная Аделаида Бум.
Ее резиновые сапоги мелькали впереди психотерапевтического отряда, как лопасти ветряной мельницы пред благородным идальго. В руке психологини и вправду алел мухомор – бесстыдный, будто грех, и яркий, точно воспоминание о нем.
– Бросьте его в травку, Аделаида Сергеевна, – флегматично посоветовал Игорь Маркович, закутанный от грехов подальше в прозрачный дождевик, – поздновато нам с вами грибками увлекаться…
Аделаида Бум вспыхнула, что ваш светофор, – ух, она не любила, когда напоминали о возрасте! Да еще в такой день, когда на ней была яркая красная ветровка в черную точечку (Аделаида Сергеевна одолжила ее у половозрелой дочери, и ни та ни другая ни разу не задумались о том, что в ветровке этой любая женщина средних лет будет выглядеть как Минни-Маус на пенсии)! В самый долгожданный день, когда красавец Мертвецов, явственно нуждавшийся в наставлениях опытной женщины и одаренного психолога, был к ней так близок – протяни руку и сорви… Надо же было старому жирному Шуману все испортить!
Мухомор полетел в траву, а Мертвецов прошел мимо, даже не заметив, что рядом со зловещим грохотом обрушились надежды Аделаиды Бум.
Честно говоря, он вообще не замечал в тот день ничего и никого, а думал – как удивительно, что природа долгие годы была на месте: и лес, и грибы, и деревья, и кровинки костяники… Как будто не было ни учебы, ни тренингов, ни бизнеса, поначалу буксующего на всех поворотах, – природе нет дела до того, чем занимается Денис Мертвецов и чего чает. Природа просто – была, и спасибо ей за это!
Аделаида Бум природу не любила – игры с мухоморами затевались исключительно для прекрасного Мертвецова. Но пухлую юнгианку в очередной раз не оценили по достоинству, и потому в лагере недоброжелателей Дениса прибавилось еще одной – весьма увесистой! – персоной. Денис не придал этому значения – он в те молодые дни и юные годы смотрел мимо людей, воспринимая их серым гудящим фоном: лишь у него в кабинете, на консультациях, человек отделялся от общей массы и начинал походить на самого себя.
Тем более не замечал он таких недостроенных личностей, какими, с его точки зрения, были и Шуман, и Аделаида Бум, и прочие психодеятели с менее эффектными именами. Женщины Денису нравились совсем другого типа, нежели те, что прорастали в психологической среде, а с мужчинами ему и вовсе было скучно, как бывает скучно с самоуверенными неврастениками.
Женщины Денису нравились разные, но всегда и только – молодые. Лучше бы девушки. Только-только оперившиеся – превратившиеся, значит, в пери, – с блестящей кожей, мягкими ручками и шелковистыми коленями. Такие юные девушки, что трогательно не ценят своей молодости и таскают у мамаш тяжелые, точно ненависть, французские духи. Мамаши – те сами были готовы, подобно гражданке Бум, – упасть к дорогим штиблетам доктора Мертвецова, но к женщинам, перешагнувшим за тридцать, Денис Сергеевич относился совершенно иначе. Ибо они были уже не пери – они были пери зрелыми , а это совсем другое слово. И другое отношение.
– Если вдруг возникает такая ситуация – а она возникает намного чаще, чем вы подумали, – откровенничал доктор Мертвецов с любимой пациенткой Геней Г., – что даме нужно от доктора не только лечение… что ж, тогда нужно ей предоставить все в ассортименте. Это будет только на пользу делу.
Геня Г. кривила губы вправо, потом влево. Ей не пришло бы в голову соблазнять прекрасного психотерапевта – вдруг он перестанет быть прекрасным психотерапевтом? Кроме того, чтобы увлечь доктора на кожаную кушетку, надо было чувствовать себя уверенной в собственной женственности, а этим не могли похвастаться ни сама Геня Г., ни львиная доля дам, проникших на территорию Дениса Григорьевича.
Секретарши доктора Мертвецова, которых он менял со скоростью белья, открывали двери пациенткам и озаряли приемную сияющими лучами подлинной молодости. Секретарши могли быть некрасивы, но они всегда были молоды – и зрелые дамы мгновенно вяли на этом фоне: их плечи опускались под тяжестью дорогих манто, и сумки стоимостью чуть менее приличного автомобиля тянули к земле ухоженные руки. Очередная секретарша, выставив молодую веселую грудь, как великолепный щит, одним своим видом способный обратить противника в бегство, помогала стареющей богачке снять меха и вела в светлый кабинет Дениса Григорьевича, где он уже вставал из-за стола, тоже невозможно молодой, да еще и красивый, как новая мебель.
Разумеется, коллеги Дениса Григорьевича, до которых регулярно доносились мощные ветра новостей и сплетен, были в курсе, какой круговорот женщин происходит в кабинете дружно ненавидимого ими Мертвецова, и ненавидели его по этой причине еще сильнее.
