Это была прекрасная идея – позвать пишущих девиц на огонек и накормить под Челентано так, чтобы даже в животах у них урчало исключительно на итальянском языке! Нателла в то самое время пристреливалась к профессии гастрокритика – ей нравилось пробовать от всего помалу и оставлять еду на тарелке, что Гришу раздражало бы в любом другом человеке, но всегда прощалось восхитительной Н. Наталья Восхитина – такой псевдоним сочинила для себя Нателла, подписав им первую заметку о новом – на редкость удачном! – итальянском меню «Эдельвейса».
Благодарные девицы, удачно переварив дармовой ужин, разразились не менее восторженными сочинениями – и вот Гриша стоит пред разделочным столом, как у гильотины, выслушивая акающую ругань шефа.
– Как я посмел? – переспросил Гриша, глядя при этом глаза в глаза Эльвине Куксенко, раздувающей ноздри – не то от злости, не то от голода. – Да вот посмел, и все. Надоело позориться перед клиентами – второй год подаем одно и то же. Твои ребра всем поперек глотки стоят!
Обидеть художника, как известно, может каждый, но не каждый художник будет нести обиду, как крест, – красиво и смиренно. Анатолий Градовский с детства был приучен брутальным папой давать сдачи всякому, кто заслужил: и сейчас он налился кровью, схватил любимый нож и так нехорошо, гортанно вскрикнул, что Гриша отшатнулся в сторону. Гришин папа всегда учил сына решать проблемы мирно и желательно – словами.
Ленка Палач завизжала, как поросенок перед забоем, прочие работницы вторили ей по мере сил, и никто не знает, чем бы кончилось дело, если бы под руку Грише не скользнула гладкой муреной рука Эльвины Куксенко. Без всякого желания и, более того, с ужасом Гриша отметил, что рука эта нежна и однородна в своей нежности, как идеальное суфле.
– …Гриша умеет вкусненько, а Толька надоел, – томно объяснила Эльвина кадровые перестановки в «Эдельвейсе» мужу.
Анатолия Градовского сослали в ресторацию быстрого питания, а Гриша примерил наконец колпак шеф-повара – сел как влитой!
От Эльвинки он отделался с трудом, но «Эдельвейс», впрочем, все равно закрылся – не пережил 98-го года. Зато один из его клиентов, знаменитый городской деятель Юрий Карачаев, не забыл талантливого белобрысого повара и пригласил возглавить первый в городе ресторан итальянской кухни. Гриша предложил назвать ресторан «Модена», и Карачаев, пожевав с минутку губы, согласился.
Нателла к тому времени окончательно срослась с волчьей шкурой гастрономического критика – и хлестала рестораторов статьями, как перчаткой, – по щекам. «Модену» она, ясное дело, всерьез не задевала, а лишь изредка деликатно покусывала – будто заигравшаяся кошка.
Гриша правил и царствовал на кухне – там у него были сразу и восточная деспотия, и абсолютная монархия, и культ личности. С годами он обзавелся привычкой петь за работой, причем пел почти всегда одно и то же. Верная Ленка Палач, выведенная теперь Гришиными заботами в су-шефы, могла определить по первым же нотам, тихо, но аккуратно спетым Малодубовым, в каком он пребывает настроении и что именно делает. «Вдоль платанов смотревших листвой в небеса нас умчал комфортабельный ЗИС» – чем-то расстроен, но терпеливо глазирует морковь или режет – сам! немыслимо! – лук для пирога. «Отцвели уж давно хризантемы в саду» – проверяет, как поработал трудовой коллектив. «Я ехала домой» – ну это понятно. Еще в репертуаре Григория Алексеевича Малодубова значились один из венгерских танцев Брамса, Лав Ми Тендер, Бесаме Мучо и, любимейшая, челентановская Соли – ее Гриша исполнял всякий раз, смешивая соус для своих секретных спагетти «Челентано».
– … E’ inutile suonare qui non vi aprira’ nessuno-o-o… – вполне чистенько для повара пел Гриша, кидая в любимую сковородку свежий чеснок в шелухе.
Чеснок повозился в масле, разогреваясь, и начал отдавать будущему соусу свою ароматную сладость. Сейчас было крайне важно не упустить момент, вовремя добавить следующий ингредиент.
И Гриша обязательно добавил бы его, если бы в их любовь с соусом не вмешалась Палач:
– Гриша, тебя там спрашивают, говорят – от Нателлы.
Именем Нателлы в Гришиной жизни открывалось все. Жена воспитала в нем именно такого мужчину, которым он сам всегда хотел стать, и он ни в чем ей никогда не отказывал. Даже на балет ее обожаемый Гриша ходил покорно, как пес на веревочке. Героически терпел четыре действия и пытался не проваливаться в сон. Он, кстати, считал, что на балетах с операми зрители только делают вид, что в восторге, – разумеется, кроме его жены. На «Жизели», помнится, Нателла так восхищалась, что случайно обдала слюной левый Гришин глаз. Оросила! «Плюнь в глаза, скажет «божья роса», – вспомнил Гриша народную мудрость. От Нателлы всё – божья роса. Даже посетитель, прервавший работу, как коитус на самом интересном месте…
Гриша с тоской посмотрел на сковородушку и, вытирая на ходу руки, пошел в крошечный кабинетик, где еле помещались рабочий стол, компьютер и фото Нателлы в резной, как наличник, деревянной рамке.
Посетитель, впрочем, поместился в кабинетике запросто – потому что это была посетительница. Хрупкая дамочка лет тридцати. Нателла угадывала возраст с точностью до месяца рождения, она и знаки зодиака каким-то загадочным образом определяла, не глядя в паспорт. Но Нателлы здесь не было.
– Чем могу? – устало спросил Гриша. Дамочка его не впечатлила.
– Мне сказала ваша жена… я с ней знакома по университету, так вот… она сказала, вы можете научить меня готовить.
Гриша не поверил. Нателла? Зачем ей? Можно, конечно, позвонить и проверить, но неудобно делать это при гостье. И если она действительно пообещала…
– Катя. Парусова Катя.
«…пообещала Кате мою помощь, – думал Гриша, – значит, я должен хотя бы что-то для нее сделать».
– А вы хотя бы представление имеете о том, что такое кухня?
Катя вспыхнула:
– Конечно! Я хочу посмотреть, как все устроено у профессионального повара, и взять у вас пару уроков, можно?
– Переодевайтесь, – скомандовал Гриша. Конечно, он не откроет этой Кате своих лучших рецептов, но пару уроков… если Нателла просила… Почему бы и нет?
Изумленная Палач притащила в подсобку халат, а Гриша поспешил к своему соусу. Уроков ему давать не приходилось.
– Что вы умеете делать? – сурово спросил Гриша у девицы.
– Итальянский фасолевый суп.
Гриша пальцем показал, где все лежит, и бросился к «Челентано». К счастью для Кати, соус получился таким, как надо – густым, полнокровным, чуточку хриплым и страстным.
Через полчаса подобревший Гриша склонился над кастрюлей практикантки и тут же отпрянул – там плавало нечто вроде темных свинских помоев, по верху которых неслись в свободном плавании взбаламученные кусочки будто бы отходов.
Девчонки хихикали, Палач была красной, как карпаччо, – словно это она сварила такую мерзость. А Катя смотрела на шеф-повара Малодубова с вызовом. И шеф-повара Малодубова это зацепило.
– У меня есть знакомая, – откашлявшись, сказал Гриша, – с телевидения. С канала «Есть!». Так вот у них там выходит передача «Фиаско» – и они представляют коллекцию заваленных рецептов. Жуткое дело!
