Жизнь склеена из множества кадров – я почти каждое движение совершаю и отслеживаю, как подобает профессионалу: с подсветкой, озвучкой и авторскими двойными смыслами.
Столько лет на телевидении… спасибо, врач не нужен!
кадр первый
Геня Гималаева. Короткое пальто и берет придают облику героини французский аромат (такой, чтобы не бил по носу поленом, но деликатно пощипывал рецепторы). Геня – не так чтобы молодая, но уж точно не старая – закрепилась ровно посредине между показателями «худая» и «фигуристая». Несомненная брюнетка. Идеальные брови. Та самая Геня Гималаева, какую вы можете лицезреть в ежедневном режиме на кулинарном канале «Есть!», открывает входную дверь и вздыхает, набрав полную грудь родного воздуха. Горечь свежемолотого кофе и сладкий ладан книжной пыли. Как же она любит свой дом!
кадр второй
Кстати, о кадрах.
Гене пришлось помучиться с оператором, прежде чем он выучился правилам бережного обращения с ее лицом. Оператор еще важнее косметолога, это потенциальный киллер, запросто способный нейтрализовать все попытки выглядеть моложе и лучше (кажется, была?..) единственным метким движением камеры. (Контрольный выстрел в Генином случае – съемка лица снизу: «Как вы сказали вас зовут, мисс Пигги?»)
Мой Славочка, к счастью, давно лишен лицензии на убийство – я никогда не поменяю оператора.
и еще о кадрах
Ира Калугина и Николаева Ира, Ира К. и Ира Н., которых с моей нелегкой руки у нас все зовут просто Ирак и Иран. Две мои главные жизненные подпорки, редакторши, подруги, непромокаемые жилетки и крепчайшие плечи. Без них не взойдет солнце и не будет нового дня. Разумеется, на самом деле я и без Ирак с Иран спокойно обошлась бы, но тогда мне самой пришлось бы выполнять кучу неприятных и скучных дел: искать героев программы, записываться на коррекцию ногтей, собирать отзывы о новых проектах…
Ирак родом из Дагестана, Калугина она по мужу – теперь уже бывшему. Ирак легко пускает слезу и с такой же легкостью ее высушивает, принимаясь за повседневный телевизионный труд. Ирак будит меня по утрам телефонным звонком и, полусонной, рассказывает о том, что ждет нас в сегодняшнем дне, а кофе, который она варит, заслужил похвалу самого П.Н. Этот кофе – мое ежедневное топливо. Самое нелюбимое время в году для Ирак – это отпуск, в который я ее выпинываю: ведь кадры надо беречь. Увы, Ирак одинока, за исключением работы и сына ей не удалось обзавестись в жизни стойкой привязанностью.
Ира Николаева, Иран, – совсем другая страна. Мама Иран – моя давняя и преданная поклонница, сама же Иран пришла к нам три года назад – не могу поверить в то, что канал «Есть!» (и отдельно взятая телеведущая) мог когда-то без нее обходиться! Перерабатывать, впрочем, не в ее привычках, напротив, Иран умело выпрашивает у меня дополнительные дни отгулов и ловко пристегивает выходные дни к очередному отпуску. Собой она не хороша, ноги и руки у нее широкие, как ласты, – зато голос! Земляничное мороженое! Все сложные телефонные переговоры ведет Иран – ей никто не сможет отказать. Еще Иран у нас вегетарианка, и не по экологическим, а по совершенно иным соображениям. Против мяса убитых животных она чисто теоретически ничего не имеет, но утверждает: чтобы вырастить одну-единственную корову, человечеству приходится тратить уйму денег на корм и пастбище. А значит, коровы (свиньи, бараны и прочая скотинка) – непозволительная роскошь для человечества, и на всех мяса не хватит в любом случае. Вот почему Иран добровольно отказалась от своей доли в мировом животном наследстве и предпочла объедать этих самых коров, употребляя исключительно растительную пищу. Зато по части блюд индийской кухни Иран нет равных – у нее получается такая сочная раджма, какую и в Пенджабе не сготовят.
Девушки мои – Иран и Ирак – не то чтобы дружат, но вполне гармонично сочетаются в рабочем пространстве, образуя идеальный творческий фон. А чего еще можно требовать от кадров?
и вот он, кадр второй
Геня Гималаева вносит в кухню продукты и отработанными движениями распределяет по шкафчикам, холодильникам и полочкам. Кухня Гени Гималаевой – шедевр дизайнерской мысли, созданный, кстати, без дизайнера. Ни один дизайнер не только не пострадал в процессе работы над этой кухней, он вообще в ней не участвовал! Видите ли (и выделите это), все, что по-настоящему важно в жизни, я стараюсь делать самостоятельно. Лишь так можно угодить себе и сохранить хорошие отношения с окружающими. И не врать потом, что тебе в самом деле нравится реализованный проект какого-нибудь Васи с архитектурным дипломом: снести стены во всей квартире или объединить кухню с гостевым санузлом.
кадр третий
В кухне появляется кошка Гени Гималаевой по кличке Шарлеманя. Было дело, увлекалась. Кошки живут долго, не могу же я менять им клички только потому, что читаю теперь совсем другие книги? Крупный план Шарлемани. Вот кого не смогут изуродовать дурной ракурс и глупый оператор – Шарлеманя прекрасна в любое время года и суток: она жемчужно-серой масти, с черной буквой M на лбу, а хвост у моей кошки распушается так, что павлин от зависти сдохнет. Шарлеманя подходит к пустым пакетам и проводит ревизию, явно одобряя задержавшиеся в кухне запахи судака и сыра. Утонченный вкус моей кошки – тема для отдельной книги, которую я тоже, возможно, напишу.
По-моему, хотя бы одну книгу в своей жизни обязан написать каждый – ибо даже самое скромное бытие всегда выигрывает у литературы. Читать невыдуманный очерк живой жизни намного интереснее, чем погружаться в заводь писательской фантазии – как правило, до самого дна отравленной желанием разбогатеть, получить премию, прославиться и при этом – не изменив себе – вытащить наружу все свои страхи, страсти и комплексы. Жаль, что обычные люди (не писатели) крайне редко решаются на сей эксперимент, и, в общем, я их понимаю – зачем писать роман, если и так в нем живешь?
Я-то, впрочем, раньше всерьез писала книги – задолго до того, как обнаружила себя на кухне. Я даже подавала надежды (на подносах и блюдцах с каемками) – критикам, читателям, своим родителям, и эти надежды вместе с книгами стоят теперь на самой высокой полке в гостиной корешками к стенке (будто человек в депрессии отвернулся от всех и ушел в созерцание обойных рисунков). Мне совсем не хочется на них смотреть, но по законам жанра камера ползет немигающим взглядом именно в ту сторону. ( Затемнение.)
кадр четвертый. или пятый?
Зритель возвращается в недавнее прошлое Гени Гималаевой, которую тогда звали Женей Ермолаевой. На экране светится внутренним счастьем румяное существо в джинсовом жилетике. Это я. И сосед по кадру – Этот Человек. Сейчас я зову его иначе – Тот Человек, потому что мы не виделись ровно столько времени, сколько требуется для превращения Этого в Того.
Именно Тот Человек первым заметил, что я слишком часто играю – даже если на меня не смотрит никто, кроме Шарлемани. Тот Человек не верил, будто можно тщательно накрывать стол для одинокого обеда, пока не встретился со мной.
Замечание для режиссера, снимающего все это кино: можно не описывать нашу первую встречу, зритель способен сам быстренько придумать что-нибудь подходящее случаю. Достаточно сказать, что после знакомства с Тем Человеком я написала подряд четыре книги – а после расставания завязала с серьезным писательством. Бросила это дело, как сигареты.
И сейчас не понимаю, зачем было тратить громадный жизненный кусок на книги. У меня ведь нет ни тщеславия, ни каменной задницы, а самое главное – нет большого таланта, и все написанное мною почти сразу перестает устраивать даже меня саму. Ну вот как если бы я готовила утку, а она безбожно обгорела бы. Я что, стала бы совать эту утку гостям? Под покровом ночи я горестно вынесла бы сгоревшую жертву моей бездарности на помойку, стараясь не смотреть, как от нее с негодующим видом разбегаются в стороны голодные собаки и бомжи. Литературное творчество в этом как две капли походит на кулинарное: если роман не пропекся или подгорел, если получился невкусным и уродливым, надо избавиться от последствий, поставив книжку корешком к стене. Но книжки свои я все-таки не выкидываю, как сделала бы с горелой уткой.
