Балобан надвигался на меня неотвратимо, как судьба. Мне его было не миновать. Я чувствовал, что это не просто человек — Балобан, что это такое понятие — Балобан, понятие, которого я не понимаю. Что я ничего не знаю, раз не знаю Балобана. Это гипнотизировало. Он был недостающим звеном, он, чувствовал я, замкнет мне цепь в кольцо, и я что-то пойму. Он был главная улика моего невежества.
Мне понятна была, скажем, роль Самородова. Действительно, без его фигуры невозможно себе представить явление башкирского мотоспорта. Но — как бы быть поточнее? — и Самородов не заключал в себе причины. То есть он не исключал ее.
Так я и не знал по-прежнему, в чем же секрет вознесения Уфы, расцвета частного башкирского мотоспорта в мировом масштабе, в чем секрет вознесения и избранничества не одного человека (про личность уже стало как бы ясно…), а некой общности — отряда, школы, области, народа… то есть не было ясно, каким же образом, какими путями находит себе время и место явление. И как я не мог, туповато упираясь, усвоить себе, почему же не Москва, не Ленинград, почему именно Уфа, так и у меня, как у всех, последняя надежда вдруг оказалась на Балобана.
Может, он подберет ключ ко всему, раз уж он такой, Балобан?
— Как, ты еще не познакомился с Балобаном?! — И на меня смотрят так: «Зачем же ты сюда приехал?»
Но я откладывал свои журналистские обязанности под конец. Мне не хотелось говорить ему, что я что-то собой представляю, печатный орган. Думал, как-нибудь иначе умудрюсь. Тем более что у меня же друзья гонщики.
Я говорю:
— Познакомь меня с Балобаном.
— Да, да, — говорят мне, — тебя обязательно надо свести с Балобаном.
И как-то не сводят…
ПЕРВОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
Я говорю своему приятелю-гонщику:
— Слушай, я бы хотел пройти на середину поля… Действительно, с этой точки я еще не видел спидвея
там самый верхний допуск, только свои. Мне говорят:
— Надо спросить у Балобана.
Да что же это такое, господи!
Через некоторое время мой приятель возвращается.
— Балобан сказал, что, если снимет тулуп, может пройти.
Это уже черт знает что. Я разозлился: тулуп у меня действительно на весь трек один, белый, до пят, как у деда-мороза, довольно дурацкий вид, но оскорбительнее всего соглашаться с тем, что сам знаешь про себя…
Но я таки поперся на середину поля и тулупа не снял.
И мне никто ничего не сказал. Воспитанные люди.
И Балобан ничего не передавал мне по этому поводу…
ВТОРОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
Оставался последний день. Надо было кончать мне с Балобаном. Тянуть больше было некуда. Приходилось мне решиться на Балобана.
Я позвонил ему сам.
Секретарша сказала, что его нет, но он будет.
Я позвонил, когда он будет, — его уже не было.
Я плюнул, взял билет на самолет и позвонил просто так. Балобан сам снял трубку. Он находился у телефона. Я слышал голос Балобана.
Я не слышал своего голоса.
Он меня долго и молча слушал и долго молчал, когда слышать уже было нечего.
— А? — сказал я.
— В восемь, — сказал он.
— Где? — испугался я.
— В управлении! — По-видимому, это было и дураку понятно — где. Он не был в восторге от предстоящей встречи, это я понял. Мой репортерский задор и без того был дохловат…
ТРЕТЬЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
Зданию управления могло бы позавидовать столичное министерство. Оно горело в ночи всеми своими огнями, как одно сплошное окно.
В управлении тем не менее никого уже не было.
— Балобан? — удивился вахтер. — Он же уехал.
— Он мне назначил встречу…
— Вам? — вахтер усомнился. — Что ж, подождите… Он явно не был уверен, что это было бы разумно. Я ждал.
Он приехал в девять и стремился пробежать мимо меня. Но я-то поосмелел, его ожидаючи…
— Вы мне назначили на восемь, — загробным голосом сказал я.
Мы побежали вместе по лестнице.
Мы пробежали коридор, мы ворвались в приемную, мы пробежали мимо секретарши, мы ворвались в кабинет. Убежать от меня не было уже никакой возможности.
Он с ненавистью смотрел на мой тулуп.
Я его скинул и небрежно бросил на стулья.
— Я хотел бы…
Он схватил мой тулуп и стремительно уходил от меня по кабинету. Кабинет был глубок, длинен. Я не понимал действий Балобана. Но я последовал за ним, неотступный… В конце кабинета оказалась небольшая дверца. Балобан прошел в нее. Сердце мое опустилось — я понял, что Балобан избежал меня. Но как же тулуп?..
Я бросился следом. Последнее, что я помню, — это Балобана с неласковым выражением на лице, вешающего мой тулуп на гвоздь.
Я ничего не понял.
Я оказался один в маленькой комнате. Заманив меня сюда, он тотчас выскочил назад в свой кабинет и, уже прикрыв дверь, просунул голову и сказал: «Ждите меня здесь».
АЛЬБОМ
Я оказался в той особой комнатке-спутнике, которая бывает на орбите кабинетов уже очень больших начальников.
Тут были холодильник, зеркало, круглый стол со всяким оборудованием для приготовления чая. Еще тут был диван, на который я безнадежно опустился. На диване лежал толстый альбом, который я с тем же чувством взял
в руки.
Этот альбом был посвящен мотоспорту. В нем была отражена грандиозная деятельность мотоклуба строительного треста № 3. Балобан был директором этого треста. Этот трест был гигантским предприятием, построившим что-то вроде половины города Уфы. Во всяком случае, замечательный цирк был построен именно этим трестом, и гостиница, и Дворец спорта — всем дворцам дворец, и мототрек, и вот здание этого управления, где я сидел, оно тоже было построено этим трестом, хотя само оно и было этот трест.
Я был безнадежно отсечен от мира. Потому что в кабинете началось какое-то совещание, там кипели страсти и возвышались отдельные голоса. И как бы я ни разозлился, пройти с тулупом через совещание — эта картина казалась мне столь уморительной, что на это я не мог пойти. Другого же выхода из этой одиночки не было.
Я листал альбом — ему суждено было заменить мне двухчасовое интервью…
Балобан, естественно, имел отношение к этому клубу. Как директор треста. И как судья международной категории. Но главное — он имел то отношение к мотоклубу, что он был Балобан. Казалось, если бы не было Балобана, не было бы и мотоклуба. И страшно, и невозможно подумать…
Вот бы чего не было:
«С 1959 по 1965 год только в соревнованиях на первенство страны уфимские гонщики завоевали 19 золотых, 14 серебряных и 11 бронзовых медалей. В соревнованиях на первенство РСФСР с 1960 по 1965 год — 15 золотых, 13 серебряных, 12 бронзовых…»
