Лицо хозяйки выразило не то задумчивость, не то скорбь.
— Не хочу больше об этом. Хаппенен… Это было учебное судно. — Тут она охотнее пустилась в объяснения: — Он был мичман, но как капитан. После крушения курсанты, что спаслись, разъехались, а он не мог покинуть корабль… Он умелый плотник и все здесь приспособил к жизни на суше, сохранив флотскую романтику.
— Сохранил повышенную парусность, — иронизировал Урбино, одновременно щегольнув одним из своих недополученных образований.
— Парусность… красивое слово. Впервые слышу. Даже в кроссвордах не встречала.
— Это общая площадь той поверхности, которой судно встречает ветер. Что же ваш мичман таких простых вещей не объяснил? Вы все ждете цунами… Так вот, первый же шквальный порыв опрокинет вашу крепость.
— Может быть — бесстрастно согласилась хозяйка. — Это вообще очень опасное место.
— Как так?
— Его вообще-то нет.
— ??
— То есть оно в любой момент может исчезнуть.
— ???
— Это не остров. Под нами нет земли. Это всего лишь дно моря, всунувшееся на время, как спина кита. Полагаю, после последнего великого цунами.
— И как часто этот кит снова ныряет?
— Судя по деревцам, уже полвека не нырял.
— И каковы прогнозы?
— Да эти метеорологи каждый год стращают… А мы с сестрой уже который год живем — и ничего.
— И не скучно вам?
— Да нет. Даже когда я выбираюсь в цивилизацию, пополнить запасы, уже через день хочу обратно. Да и сестра без меня долго не может…
— И далеко у вас цивилизация?
— Да вы же оттуда и приплыли! В Таунусе. Урбино усмехнулся, припомнив Таунус: шоп, паб, полиция и почта в единственном доме. Плюс причал.
— Вообще-то никакой я не Рис, а Урбино.
— Как так?
— Рис — это мой псевдоним.
— Интересно… — Лицо хозяйки стало таинственно-романтичным. — Тогда и вы зовите меня Лили.
— А собаку?
— Собаку… не надо сбивать ее с толку. Так и зовите — Марлен.
Внизу опять загрохотало и зарычало. Даже будто лязг цепи.
— Остров — не остров. Что, и сестра не сестра? Прямо медведь какой-то.
— Вы почти угадали! — от души рассмеялась Лили. — У нее сейчас как раз весеннее обострение. Но вы не бойтесь, она не опасна. Через неделю станет тихоней, на все лето. Да она уже утихает… все время проводит за своим радиопередатчиком.
— Она что у вас, еще и радиолюбительница?
— В чем ей не откажешь, это в разнообразии увлечений. Это же она связывала меня с баронессой по поводу вашего прибытия.
— Значит, радио… И что, никого здесь у вас никогда не бывает?
— Бывает. Только долго не выдерживают. Скучно им здесь.
— А мне уже кажется, что я никуда отсюда не уеду…
— Был один такой. Только это совсем плохо кончилось.
— Что случилось?
— Марлен в него влюбилась.
— Что тут страшного? Съела она его, что ли?
— Вот именно.
— А кости?
— Отдала собаке.
— Зверь!!
— Это вы о Марлен?
— Да нет, собака у вас внушительная… Как ее зовут?
— Марлен и зовут.
— Одним именем?? Как же они понимают, кто кто?
— Собака понимает не слова, а интонации. Назови ее «собака», «сучка», «Марлен» — ей все едино, всегда отличит себя от человека.
— Странно, однако… И она не обижается?
— Что я человечьим именем ее зову?
— Да нет же! Что вы сестру — собачьим?
— А что ей обижаться, собака она и есть.
— ???
— Редкая сука!
— Она же ваша сестра!
— Ну и что? Рис, у вас есть брат?
— Есть.
— Ну и как вы с ним?
— Уживаемся.
— Вот и мы. Уживаемся…
— Кого же она съела??
— Кто?
— Ваша сестра.
— Ну это так, образно. Хотя шрам у него остался. Да вы видели этого человека!
— Неужто Хаппенен? — Урбино вспомнил его шрам. Другого варианта не было.
Лили с озабоченным видом вертела в руках чашку.
— Хотите, погадаю?
— На кофейной гуще?
— И не надо иронизировать. Прошлое хорошо получается…
— Ну давайте. Хочу!
— …Я вижу далекую страну… Видите, воздух дрожит от зноя?.. Животное, вроде как двугорбое… Вы никогда не были в Аравии? Вы не знаете арабский? Я тоже не очень. Но именно там я научилась гадать на чашках. У этих, как их?.. олигофренов… олигархов… нет-нет, конечно не дармоедов, не мародеров… не драмоделов… такие совсем бедные, почти первобытные… но очень милые люди… и не у дромадеров — это как раз их верблюды… и не друиды точно, там вообще нет деревьев, там Сахара… Как же их? Дредноуты? Вы говорите, это военный корабль? Нет, нет и нет! Оно мне еще недавно в кроссворде попалось… Ну же! Вот забывательное слово! Я неправильно сказала? Забывчивое?
— Вы замечательно сказали! Лучше не скажешь. Это уже поэзия.
Он знал это слово. Но что-то (или кто-то?) помешало ему произнести его вслух. Он уже бывал в Сахаре. Действительно, очень милые люди… Дика, по доброте, хотела что-то у них купить, так они ее всем табором отговаривали: не берите, не берите! вот это, смотрите, куда красивее и дешевле! — подсовывая вообще уже черт-те что. Урбино прогнал воспоминание, и, что удивительно, слово это начисто стерлось и из его памяти, как только он решил не называть его Лили. Такого с ним еще не бывало, чтобы слово так испарилось. Как капля воды в Сахаре.
— Значит, вы не считаете меня такой уж дурой? Просто я не очень образованна, давно ни с кем не болтала… вы уж простите, если что не так скажу…
— Что вы, что вы! Вы так замечательно чувствуете слово!
— Приятно слышать от поэта. Впрочем, это к Марлен… Она тоже стишки пописывает… Вот взгляните.
— И Ангел поскользнулся на крыле… Слушайте, это же совсем неплохо!
— Что эта дьяволица может понимать в ангелах?
— Ветка качается в центре покоя… Если б я знала, что это такое!
[32]
Это вообще замечательно. У меня тоже что-то подобное было. Не помню… Что-то про то, как в безветренную погоду засыпают деревья на закате. Они всеми веточками пошевелятся, прежде чем замереть. Это их собственные, не вынужденные внешними воздействиями движения! Особенно меня потрясли подсолнуховые поля…
