— Слушай, уймись. Врешь, как два человека. Это не Голливуд, а два человека. Не три. Ты и я. Я и ты. Всё! Двое.
— Ах, если бы… — вздохнула Марлен голосом Лили, прижимаясь к нему плечиком.
— И ради этого ты обрилась повсюду налысо?
— Я давно собиралась это сделать, до твоего приезда, — сказала Лили голосом Марлен.
— А тату?
— Тату?.. — сказала Лили. — Это все Марлен. Это она в детстве по глупости сделала. Кстати, что у нее там? Я давно не видела.
— Кажется, лилия… Давай посмотрим.
— Ну уж нет! — сопротивлялась Лили, брезгливо отпихивая его готовность.
— Ну уж да! — кричала Марлен, грубо ухватываясь за нее.
Все вдруг сникло и опустилось в Урбино. Он зарыдал.
— А не пошли бы вы обе!! — вскричал он. — Я иду собирать вещи.
— А это я написал именно тебе, Лили. Не Верди, не Марлен.
Он подал ей тщательно заклеенный конверт, на котором размашисто было начертано:
ПОСЛЕДНИЙ СЛУЧАЙ ПИСЕМ
Без адресата и обратного адреса. Хаппенен нетерпеливо плескал веслом, как Марлен хвостом.
— Скорей! Мы не успеем до бури!
И действительно, в небе сотворялось нечто небывалое. Края его загнулись, как у китайской пагоды, а сердцевина провисла, как бомба.
Все здесь ожидало его скорейшего отбытия.
Они уже пересекли половину пролива, когда эта черная бомба оторвалась, как капля.
— Лили! Я вспомнил! — кричал Урбино, захлебываясь, изо всех сил выгребая обратно к острову. — Я вспомнил это слово из кроссворда.
ТРОГЛОДИТ!!!
Подобрал его военный катер. Когда из него выкачали всю воду и он задышал, то первым словом как выдохом оказалось «Хаппенен!».
— Со мной был еще один! Где он?
Ему дали хлебнуть виски. Он хлебнул и поплыл в других волнах…
The more we live —
The more we leave.
The more we choose —
The more we loose.
The more we try
The more we cry.
The more we win —
The greater is sin.
To reach the aim —
Obtain the same.
The only law —
Loose Waterloo.
The only way —
Just run away.
Последний случай писем
(Pigeon Post)
Из сборника Риса Воконаби
«Стихи из кофейной чашки»
I
Во сне заранее успели сообщить
мне о твоем приезде… Черт!
проснулся слишком рано, опоздал
на, в рифму приблизительный, вокзал
едва поспел, ругая на чем свет
(едва светало…) слуг нерасторопность:
успели опоздать с такою вестью!
К часам был подан трап. Пришлось спуститься
и попадать в объятья поджидавших
меня каких-то крохотных вьетнамок:
«Прочь! кыш! я не гурман!» — Они вспорхнули стаей,
корабль ушел, я опоздал безбожно
и казнь придумал лучшему слуге,
успевшему ко мне до пробужденья:
За расторопность. Экая бездарность
старания прилежного успеть
и тиканьем отмерить время жизни,
лишая жизни — время…
Как — за что?!
за то, подлец, что не щипнул служанку,
не выпил лишней кружки и успел,
не опоздал остаться в сна пространстве —
за дверью, с петухами остывая!
II
Так, наконец-то вырвавшись из бреда,
я резко сел, бессонно огляделся:
«Ну ночка! ну и ну… помстилось просто». За ночь
мне кто-то поменял обивку на диване
и переставил стены. Там, напротив,
где я уснул вчера, — теперь прямоугольник,
поросший кустиками пыли… в этой чаще —
другой, геометрически подобный:
вниз адресом письмо, с крестом диагоналей…
Две нитки с уголков сходились в узелок —
то змей воздушный!.. — тоненькая нить
тянулася к окну. Окно слегка серело
и было как конверт… В пыли лежит окно,
и светится письмо в оконном переплете
и рвется в небо улететь. Такое диво связи —
вполне понятно. Я устал гадать:
означить круг потерь — всегда полезней…
Надорвано окно. Босой, озябший почерк.
На подоконнике повис клочок тумана…
«Вчера я слишком рано
успела на вокзал
не жди не опоздай
целую спи прощай
Маркиза Меранвиль»…
Тьфу, пропасть!
Я порвал. Я отвязал шнурок.
Кто, в наше время, письма пишет, право?..
Письмо взлетело высоко, кивая ветру,
над прусским бывшим городком зарозовело,
опередив восход и обозначив, что наконец сегодня настает!
Я улыбнулся, я смахнул с лица:
«Ну будет, будет!..» — было это бред,
напоминало сон.
Я ковырял обивки
цветочек, южный, как бы итальянский…
как он здесь пророс? —
на аккуратной, пыльненькой поляне —
письмо лежало.
III
В пространстве, как всегда, соблюдена небрежность:
вот щель в полу, откуда бьется свет, —
что там внизу? — зловещая пирушка;
но, слава богу, им не до меня.
Вдруг — спор фальшивый, ссора, голоса
растут, и двери — дерг!
и смех вульгарный: «Да ну его!» — уходят навсегда.
И так сойдет, мол.
Спят мои предметы,
чужие тени одолжив в былом пространстве…
Как свет погасший тороплив в тени!
И крик трепещет по соседству с горлом! —
так много ужаса в себе содержат вещи
твои, недоказуемо меняясь:
вернувшись — занимают свое место!..
Вот на гвозде совсем мое пальто,
в нем нету человека, и, однако,
враждебным бархатом воротничок подбит,
а тень гвоздя лежит навстречу свету…
Мне мир моих спасений непонятен!
Так испугавшись разных пустяков,
меня предавших столь неуловимо, —
почтовый ящик, найденный внезапно
на месте тумбочки,
меня не удивил,
а даже умилил… Я усмехнулся
и в щель просунул палец.
«Вот и все», —
