Вернувшись домой после завтрака с Ребеккой и проверив, не украл ли Спенсер у меня денег, я решил набросать что-нибудь в своем поэтическом блокноте. На новой странице, напротив «грудей из алебастра», я пишу:
Пар и жир конденсируются
На зеркальной
Витрине кафе. Комплексные завтраки
…и тут я устаю и решаю, что на сегодня этого, пожалуй, достаточно. Что-то мне не хватает энергии, поэтому я ложусь на футон и начинаю читать «Поэму о Старом Моряке», но успеваю прочесть только «Старый Моряк встречает трех юношей…», после чего тепло и угарный газ электрообогревателя заставляют меня забыться вполне уместной наркотической дремой.
Я просыпаюсь в послеобеденном сумраке, полностью одетый, потный, с языком, прилипшим к нёбу, и вижу, что Спенсер сидит с ногами на моем столе и читает Колриджа.
– Все в порядке, Спящая красавица?
– Который час?
– Около четырех, а что?
Ну вот, опять – это до боли знакомое сожаление о том, что еще один прекрасный день прошел впустую. Так пролетели огромные куски моей жизни, особенно долгие школьные каникулы, вся моя беззаботная юность, все якобы идиллические долгие и жаркие летние каникулы – все они улетучились из-за туманной череды: похмелье и бесцельные шатания вокруг «Вулворта», вызывающий головную боль сон после обеда, просмотр в пятнадцатый раз грязных фильмов по видику с опущенными шторами, все эти пьяные ссоры и выкрики «а ты кто такой?», потом еда навынос, потом прерывистый сон, и снова похмелье, и снова в «Вулворт». Разве я не давал себе какой-то зарок насчет всего этого? Мне уже девятнадцать, и я не могу позволить своей жизни так утекать сквозь пальцы. Так почему же я снова так поступил? Я решаю, что это Спенсер во всем виноват, поэтому сажусь и с угрюмым видом спрашиваю:
– Тебя кто сюда пустил?
– Какой-то длинноволосый хрен в бархатной жилетке.
– Джош?
– Джош. Он не очень дружелюбен.
– А ты был дружелюбным?
– Наверное, нет. А что, нужно было?
– Видишь, мне приходится жить с ним, поэтому… – (Спенсер ничего не говорит, только швыряет Колриджа обратно на мой стол. До меня докатывается смесь запахов пива, сигарет и пота.) – Ты где был?
– В паб ходил. Читал газету. Походил по магазинам.
– Чего-нибудь купил?
– На какие шиши?
«На те же шиши, на которые ты купил себе пива и сигарет», – думаю я, но вместо этого говорю:
– Классный город, правда?
– Ага, неплохой. – Спенсер трет руками лицо. – Ну и… что дальше?
– Ну, сегодня будет вечеринка, и там будет круто, но мне нужно сначала немного позаниматься…
– Не-а, не надо.
– Надо, Спенс, надо…
– Ладно, тогда я просто посижу почитаю или типа того…
Но мне нужно убраться из этой комнаты как можно скорее, поэтому я говорю:
– Или, может, в кино сходим?
Мы идем в кино на сеанс в 17:15 и смотрим картину «Амадеус», которая мне кажется прекрасным и глубоким исследованием природы гения, а Спенсер дрыхнет весь сеанс.
Жизнь начинает налаживаться, как обычно, когда мы идем в паб. Мы спорим, какую пластинку выбрать в музыкальном автомате, продуваем пятьдесят пенсов на «одноруком бандите», затем садимся в небольшую кабинку и снова хохочем от души. Спенсер рассказывает мне, что Тони записался в территориальную армию
[75]
.
– Ты шутишь…
– Не шучу.
– Но он же псих…
– Неважно. Им психи больше всего походят…
– Так что, ему еще и оружие дадут?
– Со временем.
– Сли-и-ишком а-а-апасно, – говорим мы в унисон, и я понимаю, что уже несколько лет не говорил «сли-и-ишком а-а-апасно».
Затем Спенсер продолжает:
– Но сначала его просто обучат садиться противнику на грудь и пердеть в лицо…
– …или просто подбираться сзади и изо всех сил тереть костяшками по макушке…
– …потом – тырить у них стереоаппаратуру..
– …твою ж мать – сержант Тони…
– …последний сдерживающий фактор…
– Люди свободного мира могут спать спокойно в своих кроватях. – Спенс отхлебывает из своей кружки, затем добавляет: – Он и меня тоже хотел подписать на это дело. Думает, что в моей жизни не хватает немного порядка и дисциплины.
– Уговорил?
– А как же. Проводить выходные в заперженных палатках в долине Солсбери в компании ястребов из партии тори. Именно такая шоковая терапия мне необходима.
Я вижу перед собой возможность незаметно влезть с главным для меня вопросом, так что я, не переставая улыбаться, спрашиваю:
– А ты не думал о том, чтобы вернуться в колледж…
Но Спенсер засекает хитрость и говорит:
– Да пошел ты на хрен, Брай… – не со зла, но и не по-доброму, просто устало. – В любом случае, университет – всего лишь род повинности для среднего класса, вроде трудовой или военной.
– А как же тогда я? Я не средний класс.
– Ты средний класс…
– Нет, не средний…
– А я говорю – средний.
– Моя мама зарабатывает намного меньше твоих родителей…
– Тут дело не только в деньгах, правда? Дело в отношении к жизни.
– В действительности формально дело в том, кто владеет средствами производства.
– Хрень собачья, дело в отношении. Твоя мама могла послать тебя в угольную шахту, и ты все равно остался бы в среднем классе. Дело в том, что́ ты говоришь, что́ читаешь, на каких фильмах заставляешь меня сидеть, дело в том, куда ты ездишь на экскурсию с классом, в том, что ты тратишь деньги на книги и открытки вместо сигарет и игровых автоматов, в том, как ты просишь черный перец к курице-гриль в дешевом магазине…
– Я никогда этого не делал…
– Делал, Брай! Я был рядом с тобой.
На самом деле я мог бы защититься, ведь насколько я помню, я не просил черный перец, а выбрал черный перец, потому что у них был черный перец, но мне не хочется развивать эту тему.
– Значит, ты считаешь, что, если кто-то любит читать, или хочет узнать что-то новое, или предпочитает черный перец, или вино пиву, или типа того, это и делает его человеком среднего класса?
– Ну, в общем-то так…
– Потому что некоторые сочли бы это немного избитым стереотипом…
– Послушай, Брай, вот ты называешь себя социалистом, но случись тебе оказаться в России во время революции и поручи тебе Ленин расстрелять царя и его семью, ты бы не справился с задачей. И знаешь почему? Потому что ты был бы слишком занят шашнями с царской дочерью…
