Несколько дней Игорь думал и сомневался, а потом уволился с завода, попрощался с родителями, братом и поехал к Борису.
Пять следующих лет вспоминались потом сладким, приятным временем… Он снял однокомнатку в пяти минутах ходьбы от метро «Лесная», к полудню приезжал на склад, до вечера сидел там, попивая пивко, играя в «Варкрафт»; иногда приходилось разгружать или загружать срочный груз, но чаще это делали мужики с улицы за полтинник. Получал же Игорь нормально; после работы они частенько ездили с Борисом куда-нибудь в клуб или вызывали на дом девчонок. Если те не нравились – отсылали обратно, звонили в другую фирму… Игорь научился одеваться со вкусом, привык следить за собой, не боялся тратиться на хорошую еду, не стесняясь ругал продавщицу, бармена, дантиста, если они доставляли ему неудобство, и сам принимал без особой обиды претензии и замечания. Он твердо усвоил правила деловой жизни: «Работаешь – работай отлично», «Клиент всегда прав», «Хозяин дрючит, но он и кормит».
Раза два-три Борис предлагал ему заняться своим бизнесом. Игорь, конечно, отказывался, он не был уверен, что способен так же крутиться (а иначе, не крутясь, ничего не получится), считать, рисковать, как его шеф. И желания тоже не было. Нет, одни люди созданы, чтоб делать дело, а другие могут лишь помогать… И мало-помалу он превратился в приживалку при Борисе, полуприятеля-полуслугу. Когда потаскает коробки, когда сбегает в кафе за обедом, когда мотнется в Москву или Минск сопровождающим груза, а чаще бездельничает, играя на компьютере в маленьком, уютном офисе по соседству с огромным обувным складом.
Да, неплохо жилось, и он не загружался проблемами, не считал дни, не задумывался о дальнейшем, даже денежных запасов особых не имел. Просто приятно дремал. И однажды кончилось. Нет, не совсем уж резко оборвалось – судьба как будто давала возможность проснуться и что-то самому предпринять. Игорь не почувствовал этого, продолжал плыть по удобному руслицу… И пробуждение было резким и обжигающим, как ледяной душ.
Дело в том, что Борис решил поставить свой бизнес на международный уровень. Мало разбирающийся в деловых хитростях Игорь понял лишь следующее: Борис и его партнеры (еще четыре человека) собрали около двухсот тысяч долларов, чтоб открыть свое представительство в Дубае. Что-то с повышением престижности, с уменьшением налогов связано было, с какими-то дополнительными правами, – этого Игорь так как следует и не понял, да и особенно не хотел понимать. И в последний момент араб, который должен был зарегистрировать фирму в Дубае, украл деньги и исчез. Борис и его партнеры подали, конечно, в розыск, им ответили, что на положительный результат рассчитывать не стоит. В итоге остался Борис должен разным людям и фирмам сто двадцать тысяч. Тут еще вдобавок долбанул в августе девяносто восьмого кризис, и все окончательно покатилось в тартарары. Шеф наскоро продал двухкомнатную квартиру на «Приморской», новенький БМВ, разругался со своей девушкой и стал жить в офисе. Игорь тоже перебрался туда.
Однажды он, как обычно в середине дня, вышел за пивом и сосисками, а вернулся – Бориса нет. Еще через пару дней приехали мясистые, серьезные парни, долго вышибали из Игоря, где хозяин, но, наверно, поверив, что он сам не знает, отпустили, разрешив забрать вещи. Игорь запихал в сумку свою одежду, заодно прихватил несколько пар итальянских женских полусапог… Брел по длиннющей Садовой к метро и тогда только проснулся, и безжалостным кулаком ударил вопрос: что делать дальше? У входа на «Сенную» долго курил – идти было некуда. За пять лет жизни здесь ни настоящих друзей, ни постоянной девушки, никого, к кому можно постучать в дверь: «Я переночую? Или хотя бы сумку оставлю?» В потайном кармашке бумажника были спрятаны сто пятьдесят долларов, еще по карманам – рублей семьсот. Вообще-то нормально, но ведь ненадолго.
С неделю Игорь ночевал на Московском вокзале, днем искал дешевое жилье; продал на толкучке две пары полусапожек за восемьсот рублей в общей сложности, хотя цена им была больше двух тысяч за пару. Да, тогда ему пришлось потрепыхаться, поднапрячь непривыкшие к работе мозги, не поспать, чтобы найти комнату, какую-нибудь работу, не погибнуть в этом ставшем вдруг совсем чужим, равнодушным городе. И почему-то ни разу в эти дни у Игоря не возникло желания сесть в поезд и вернуться домой, к родителям… Примерно раз в месяц он посылал им короткие письма, получал ответы, знал, что младший брат женился и живет теперь вместе с женой в их бывшей общей комнате, ждут ребенка. Куда он там еще?.. Да и что там делать? Родной городок, родная двухкомнатная квартира стали для Игоря чем-то не из этой жизни.
Нет, ясно, – создавать свой дом нужно здесь, в прошлое дорога закрыта… Свой дом… Хм, только как? И как устроились все эти миллионы людей в Питере, где каждый третий – бывший студент, бывший лимитчик? Как вообще устраиваются в жизни?
В ответ приходили полудетские, сказочные, совсем не мужские мечты, мечты, какие греют пятнадцатилетних девчушек, садящихся в поезд вроде Рыбинск – Санкт-Петербург с маленьким рюкзачком за плечами и парой тысяч «на первое время»… Случайная встреча, жгучий взгляд, любовь, счастье, прекрасная семейная жизнь в уютном гнездышке с веселыми окнами на Неву… От таких мыслей Игорь болезненно морщился и только сильнее чувствовал безвыходность своего положения; бродил по проспектам, празднично оживленным, прятал лицо от ледяного ветра, завистливо поглядывая на теплые желтые окна из-под воротника негреющего «пилота». Сколько их, теплых окон, и за каждым сытые, сонные люди… Подолгу стоял на мостах, уставясь в черную, морщинистую воду и снова мечтал, но о другом: закрепить тяжелую сумку на шее и прыгнуть, жадно вдыхать воду, носом и ртом. Это, наверное, быстро…
Повезло. На Московском вокзале ему подвернулась старушка, сдающая комнату на длительный срок. Месяц – полторы тысячи. И Игорь обрел жилье, вот это, с железной кроватью, кухонным облезлым столом, шифоньером с отвалившейся дверцей, фанерой вместо стекла, а еще через несколько дней нашел и работу – дворником возле метро «Ломоносовская», довольно близко от своего нового дома. Уборка утром и вечером, зарплата – около тысячи. И, кое-как устроившись, привыкнув к работе, наладив распорядок дня, Игорь успокоился и постепенно опять-таки погрузился в хоть и не очень приятную, но все-таки спокойную дрему.
В половине седьмого пищит будильник. Игорь сползает с кровати, пьет дешевенький кофе «Пеле», затем часов до одиннадцати подметает, ломает коробки и ящики на маленьком рынке около метро, набивает контейнеры мусором; частенько его зовут помочь выгрузить из машины фрукты, пиво, мороженую рыбу. За это торговцы дают то продукты, то деньги… Потом, до шести вечера, Игорь свободен. Обыкновенно он лежит в своей комнате, листает журнальчики типа «Вот так!» или «Интим-калейдоскоп». Очень редко выбирается в центр, по извилистой набережной канала Грибоедова доходит до Никольского двора (убогое подобие Гостиного), где некогда был офис и склад Бориса. С сонливой надеждой ожидает, что вот сейчас увидит друга-хозяина, в одно мгновение все вдруг вернется, станет как было. И язык вспоминает привычные когда-то слова: кожа-лак, кожа-велюр, нубук, замша, скотчевать коробки…
В то, что Бориса могли убить, – не верится. Скорей всего, скрывается просто, может, в таком же сейчас положении, что и Игорь, или, совсем не исключено, это банкротство он сам и устроил, и теперь отдыхает в том же Дубае с сотней тысяч баксов в загашнике, потихоньку крутит там незаметные, но прибыльные делишки… Все может быть.
