– Ну как, из-за тувинцев уехали?
– Я окончила школу, – медленно, без охоты стала отвечать мама, – и поступила в Москве в институт. Вышла замуж, родился Алеша… Родители умерли через несколько лет. В Кызыле осталась моя сестра…
– Это я знаю, – перебила Даша.
– С тувинцами, точнее, с национальными проблемами мой отъезд, в общем-то, не связан… С другой стороны, там всегда было не очень уютно. Но это все-таки их земля, пусть там себе и живут. Сестру бы вывезти…
– А папа?
– А папа, он позже уехал, как раз в разгар этих событий…
– В учебнике графики и карты, и, судя по ним, рождаемость лучше всего в Чечне, в Туве, еще таких же местах. В Туве ведь русских мало осталось?
Мама по-прежнему смотрела в экран, говорила с усилием:
– В общем, да, мало осталось… Очень мало… А вообще, – голос ожил, и мама наконец снова посмотрела на Дашу, – не забивай себе, пожалуйста, этим голову. Если об этом думать, то ничем больше заниматься не сможешь. Мы с тобой здесь живем, и надо каким-то образом здесь нормальную жизнь строить… Поиграй на фаготе, ладно? В воскресенье к профессору идти, опять будет ругаться…
Вопросов еще было много, но что их задавать – только волновать маму. Да и себя… На каждом шагу вопросы, неприятные удивления и ощущение стойкое, что что-то не так, неправильно.
Вернулась к себе, вяло стала собирать фагот. Четыре дня к нему не прикасалась. Тридцатого вечером позанималась и разобрала, протерла, уложила в футляр, чтоб хоть ненадолго о нем забыть. И мама, казалось, забыла. Не напоминала. Но вот напомнила… Ладно, надо поиграть – когда играешь, особенно разученное, отшлифованное, становится легче. Случается, на несколько секунд возникает ощущение, что перемещаешься куда-то, в некий другой мир или, точнее, в другое какое-то измерение. И только начинаешь это ощущение осмыслять, как сразу возвращаешься сюда, в эту квартиру, на свой пятачок, в привычный и реальный до отчаяния мир.
А взять бы и действительно переместиться. Как в фильме: чик – и там… Только в хорошее измерение, не в кошмар, как чаще всего показывают. В каком-нибудь таком месте взять и оказаться, где тихо, тепло, удобно. И чтоб покой, настоящий, глубокий покой…
Был период, когда Даше казалось, что такое место возможно и в этой реальности.
Несколько раз родители отпускали ее с ночевкой на дачу одноклассницы Ани. Точнее, это была даже не дача, а большой загородный дом. Двухэтажный, с подземным гаражом, с сауной, бильярдом, камином… В общем, крутой дом. Участок огорожен кирпичным забором, высоченным – взрослый рукой до верха не дотянется.
Живешь там, и словно вокруг нет окружающего пространства со всеми его проблемами, мрачностями, спешкой, толкотней.
Папа Ани – неродной, как знала Даша, но почти сразу после рождения Ани женившийся на ее маме – жил там почти постоянно. Деньги получал, Аня как-то сказала, за акции. В пятницу к вечеру он приезжал в Москву и увозил Аню с мамой за город, а в воскресенье вечером привозил обратно. Как-то Анина мама предложила поехать с ними и Даше, и родители ее отпустили. Потом еще и еще – «пускай воздухом подышит»…
Первые разы Даша там просто кайфовала. Не хотелось играть с Аней, учиться бильярду, смотреть огромный плазменный телевизор, а тянуло побыть одной в большой комнате, в тишине. В живой тишине деревянного, обжитого дома.
Даша завидовала Ане и ее родителям, в душе злилась на своего папу за то, что он не заработал до сих пор на такой же дом. Или пусть на маленький – дело не в размерах, а в наличии места, куда можно в любой момент приехать. Сесть в электричку или в автобус и спустя полчаса-час войти в домик. Растопить камин, ну пусть печку, сесть в кресло. Тишина…
Но потом, постепенно, ее зависть и злость стали сменяться другим – Даша стала замечать, что Анин папа что-то носит в себе такое, что не позволяет ему радоваться. Как-то глубинно мешает.
Вообще-то он был улыбчивым, шутил, правда, иногда не совсем понятно; он с удовольствием жарил шашлыки, барбекю, красиво колол дрова для камина. Но иногда прямо посреди застолья о чем-то задумывался, выпадал из общего оживления, и тогда лицо его становилось таким, что мороз продирал. Будто видел нечто жуткое, кровавое или вспоминал о чем-то таком. Внутри себя это видел… И из-за его лица Даше перестало хотеться чаще бывать в этом доме. Словно жило здесь страшное, призрак этого страшного.
Первого сентября на линейке Даша познакомила папу с Аниным папой. А через некоторое время, во время почти что ссоры с мамой по поводу отсутствия у них машины, дачи, постоянной нехватки денег, папа сказал: «Извини, я не уцелевший браток из девяностых, как этот отец Ани из школы».
Даша посмотрела про девяностые. Там была настоящая война за всё. Молодые парни убивали друг друга на рынках, на заводах, взрывали машины, захватывали офисы… Тогда и появились богатые, но чтобы выжить и остаться богатым, им приходилось уничтожать конкурентов. Воевали и очень богатые, и не очень, и бедные парни, чтобы заработать на машину, квартиру…
Да, наверное, Анин папа именно уцелевший. И по виду походит: крупный, мускулистый, не очень интеллигентный, с короткой стрижкой, нос как бы боксерский. И живет, будто скрывается или отдыхает от прошлого.
Фагот звучал натужно, клапаны слушались плохо – нужно снова почистить.
Даша сняла его, стала разбирать. Отсоединила эс, верхнюю часть, а со средней и нижней, как всегда, возникли проблемы – очень туго, сил не хватало.
Пошла к папе.
Он всё писал. Вместо песни теперь звучал ехидный мужской голос:
– …Ну что же, порча плаката «Единой России» все-таки пока еще отличается от кражи черепов и превращения их в пепельницы. А может быть, дело в том, что активист Костенко просто переделал нелепый лозунг на плакате – «Вместе победим» – в более соответствующий истине? Согласитесь, «Вместе украдем» звучит куда актуальней.
– О, ты снова на радио перешел, – усмехнулась Даша.
Папа отозвался не слишком радостным междометием и, прикрыв тетрадь, спросил:
– Что случилось?
– Помоги открыть. Только с клапанами осторожней, вот здесь бери.
– Да я знаю, не впервой. – Папа сосредоточился и с мягким усилием разъединил части.
– Спасибо… А вот ты не знаешь… – Решила воспользоваться моментом. – Это нам по географии надо… Не знаешь, сколько сейчас тувинцев в России?
– Да нет. – Вопрос явно озадачил папу. – Тысяч двести, наверно.
– Так мало?
– Ну, это не мало. Но я не знаю точно… Глянь в интернете.
– У Насти компьютер… раскричится. Можно твой?
– Мне он тоже нужен – разные вещи уточняю. Давай здесь.
Папа набрал в «Википедии» «тувинцы». В начале статьи было указано, что общее их число более трехсот тысяч. В Туве живет около двухсот пятидесяти тысяч, в Монголии – от тридцати до тридцати пяти тысяч, в Китае более трех тысяч, в Красноярском крае около полутора тысяч, в Новосибирской области – пятьсот двадцать шесть человек.
