Я беру в гараже тяжелую садовую лопату и хороню кролика в неглубокой, незаметной могилке на краю заднего двора. Я несу лопату обратно в гараж, и внезапно к горлу подкатывает ком горечи. Я падаю на колени и обильно блюю на изгородь, пока наконец во мне ничего не остается, пока меня не выворачивает наизнанку. Меня сотрясает еще несколько тщетных рвотных позывов, от которых внутренности буквально переворачиваются. Все кончилось, у меня кружится голова и кисло во рту. В доме я споласкиваю рот виски и иду наверх. Вида сброшенного одеяла и смятых простынь на моей кровати мне сейчас не вынести, и я иду в комнату Расса. Там под одеялом лежит Клэр и читает один из принадлежавших Хейли романов в розовой обложке. У Клэр воспаленные глаза, значит, она либо рано легла спать, либо плакала.
— Привет, — удивленно произносит она. — Как прошло свидание с Брук? У меня было хорошее предчувствие.
Я медленно киваю. Грустно.
— О черт, — говорит Клэр.
— Ага, — устало соглашаюсь я и поднимаю край одеяла. Она двигается к стене, чтобы я тоже мог лечь. Я снимаю ботинки и ложусь рядом с Клэр.
— Ты дрожишь, — замечает она, и я вспоминаю предсмертную агонию кролика. Неужели я проклят, думаю я, неужели я никогда не перестану дрожать. Но Клэр кладет на меня руку и обнимает меня; она теплая, от нее пахнет тоником для лица и слезами, и спустя несколько секунд дрожь проходит. Клэр бывает властной, назойливой, высокомерной, но когда я расклеиваюсь, только она знает, как привести меня в чувство.
— Я все испортил, — сознаюсь я.
— Ну разумеется, — необидно заявляет она. — Но попробуй взглянуть на ситуацию иначе. Зато тебе было, что портить. Потихоньку, Дуг. Не все сразу.
— Похоже, ты плакала.
Она пожимает плечами.
— Гормоны.
— Ну да, — соглашаюсь я. — Ладно.
Мы по очереди плачем и успокаиваем друг друга в темноте, мы выговариваемся, пока не опухают языки и не пересыхает во рту, и нам становится нечего сказать. Потом мы молча лежим, свернувшись калачиком, как эмбрионы, как инь и ян, поменявшись местами в импровизированной утробе. Я чувствую, как меня, точно теплая патока, заливает тяжелое забытье. Последнее, что я вижу, перед тем как, убаюканный легким дыханием Клэр, проваливаюсь в черный сон без сновидений, — розовые сполохи зари, протянувшиеся в ночном небе, точно нашаривающие что-то пальцы.
Глава 33
— Какого черта? — спрашивает Расс.
Я все еще в полусне, поэтому он откашливается и спрашивает снова:
— Какого черта?
Похоже, буквально все сговорились меня будить. Если бы мне дали чуть-чуть поспать, быть может, я проснулся бы со свежими силами и новым, трезвым взглядом на жизнь, был бы готов принять свою жизнь и решить мириады проблем. Может, дело не в том, что я запутался, грущу или сам себе враг, просто я дошел до ручки от усталости.
— Уходи, — бормочет Клэр хриплым со сна голосом.
— Я пытаюсь понять, с чего это вдруг вы двое спите в моей комнате, в одной кровати, — отвечает стоящий в проеме двери Расс, — пытаюсь, но у меня ничего не получается.
— Сколько времени? — интересуюсь я.
— Девятый час.
— Чудесно. Приходи завтра.
— Завтра точно будет поздно.
Я перекатываюсь на спину и открываю глаза, пытаясь хоть чуть-чуть сосредоточиться.
— В чем дело?
— Надеюсь, ты не против, но я перееду к тебе досрочно. Если, конечно, в этом доме не происходит что-то странное, если никто не предается каким-нибудь извращенным утехам; в этом случае мне придется уехать из города, вступить в секту и продавать цветы на автовокзалах или что-то вроде того.
Я поднимаю одеяло, чтобы продемонстрировать, что с вечера не раздевался.
— Слава богу, — произносит Расс.
— Так когда ты переезжаешь? — спрашиваю я, скатываясь с кровати на пол.
Расс смотрит на часы.
— Хорошо бы сейчас.
— Нельзя ли потише, — стонет Клэр и отодвигается к стене, ударившись головой.
— Что случилось?
— Легкое недоразумение с отцом семейства, — поясняет Расс, входит в комнату и прислоняется к письменному столу. Новый стул я еще не купил, а ошметки старого до сих пор валяются на лужайке перед домом.
— И насколько все плохо?
— По десятибалльной шкале?
— Ага.
Он кивает.
— Пятьдесят.
— Похоже, дела и в самом деле плохи.
— Ты даже не представляешь насколько.
— Ну так расскажи.
— Обязательно. Но после.
— После чего?
Снаружи слышно, как хлопает дверь машины; потом кто-то настойчиво трезвонит в дверь. Клэр вздыхает и прячет голову под подушку. Стоящий у окна Расс пригибается и выглядывает из-под подоконника, как снайпер.
— После того, как ты спровадишь Джимбо.
Я подхожу к окну. Джима мне не видно, но я слышу, как внизу, под карнизом, он колотит в дверь:
— Расс, черт тебя подери, выходи! Я тебя убью!
У обочины, прислонившись к машине, стоит Энджи и ошарашенно смотрит на мужа. Как обычно, она вырядилась, точно девочка-подросток: на ней обтягивающие джинсы на бедрах, короткий топик, открывающий немаленькую грудь, подтянутый живот и мускулистые руки; как всегда, тело Энджи лоснится от медового загара. Заметив в окне меня, она сексуально ухмыляется и машет мне рукой с безупречным французским маникюром, как будто ее муж вовсе не пытается выбить дверь.
— Расс! — орет Джим.
Я вижу, что соседи выглядывают в окна и выходят на дорожку у дома, наблюдая развитие очередной драмы в своем некогда тихом квартале.
— Выходи!
— Кто-нибудь, пристрелите этого мудака, ну пожалуйста, — хнычет Клэр из-под одеяла.
— Джим! — ору я из окна.
Он спускается с крыльца и смотрит на меня. Он небрит, в джинсах, тапках и грязной футболке. Очевидно, то, что случилось сегодня утром, поважнее утреннего омовения.
— Дуг, я знаю, что он там!
Сидя под подоконником, Расс трясет головой и бешено машет руками.
— Он здесь, — признаюсь я, и Расс в отчаянии закрывает лицо ладонями. — А в чем дело?
— Я до него доберусь! — кричит Джим.
— Я спущусь, и мы поговорим, — отвечаю я.
— Тебя это не касается.
— Как скажешь.
Я отхожу от окна.
— Дуг! — верещит Джим.
— Что же ты, черт подери, сделал? — интересуюсь я у Расса.
— Украл несколько дисков из его коллекции порнухи.
