— Пятнадцатый.
— А квартира?
Швейцар улыбнулся и указал на лифт.
— Просто пятнадцатый этаж.
Лифт привез меня в холл с одной-единственной дверью, у которой ждала сияющая Хоуп в белом кашемировом свитере, черных брюках в обтяжку и высоких ботинках. Она провела меня в гигантскую прихожую с мраморными полами и огромным ромбовидным световым люком в потолке. Там и сям попадались двери, ведущие вглубь квартиры, а в дальнем конце прихожей маячила широкая лестница на второй этаж. Мне доводилось слышать о таких квартирах и видеть их в кино, но я никогда не верил, что в них действительно кто-то живет.
— Тут здорово, — заметил я.
— Пусть тебя это не смущает, — словно оправдываясь, проговорила Хоуп.
Я покачал головой.
— Нет, правда, очень красиво.
Отец Хоуп, Джек Сикорд, унаследовал от своего отца компанию по производству медицинского оборудования и со временем превратил ее в транснациональную корпорацию, в которой стал генеральным директором и главным акционером. Это был крупный, атлетически сложенный мужчина под шестьдесят с мелкими, но внушительными чертами лица, высоким лбом и квадратным подбородком. Его улыбка казалась фальшивой, как у политика, он энергично пожал мне руку и смерил меня глазами. Искренние чувства он проявлял только к Хоуп, причем, на мой взгляд, не вполне прилично: целовал исключительно в губы, то и дело клал ей руку пониже спины и как бы невзначай поглаживал, прижимая к себе.
Мать Хоуп, Вивиан, оказалась настоящей красавицей: длинноногая брюнетка с гладким от ботокса фарфоровым лицом, модной короткой стрижкой и ленивыми повадками кошки, развалившейся на солнцепеке. В молодости она была профессиональной теннисисткой, теперь же входила в состав всевозможных комитетов при музеях и благотворительных фондах, держалась просто и по-свойски. Как правило, у неприлично богатых женщин это получается фальшиво, но у Вивиан выходило на удивление естественно.
На отца Хоуп я не произвел никакого впечатления. Мать нашла меня остроумным и постоянно это повторяла, хохоча так, что ее смех эхом отражался от потолка. Оба сочли, что я не пара Хоуп, но, разумеется, были слишком хорошо воспитаны, чтобы заявить об этом вслух. Однако это проявлялось в том, с каким серьезным видом Джек слушал мои рассказы о работе в «Спэндлере», кивая, казалось, безо всякого высокомерия, на деле же такая манера была ничем иным, как его усовершенствованной разновидностью.
— Слышал о «Спэндлере», — заявил он. — Неплохая фирмочка.
Вивиан заметила, что я на удивление трезво смотрю на жизнь. В общем, подходящий вариант для романа, но никак не для брака. Клэр, единственная старшая сестра Хоуп, была активной лесбиянкой и жила в Лос-Анджелесе, о чем Вивиан с подчеркнутой гордостью упоминала при каждом удобном случае, с тщательно отрепетированной легкостью выговаривая слово «лесбиянка». Из-за ориентации сестры Хоуп оказалась единственной продолжательницей рода Сикордов: именно ей предстояло воплотить родительские мечты о наследниках — ответственность, которая едва ли по плечу заурядному менеджеру вроде меня. В общем, ужин получился дружеским, даже приятным, но мысленно родители Хоуп явно пожимали плечами, недоумевая, что их дочь во мне нашла.
После ужина мы с Хоуп лежали в обнимку на диване в одной из множества богато убранных комнат, разбросанных там и сям в лабиринте коридоров огромной квартиры.
— Ну как тебе? — спросила она, прижимаясь ко мне.
— У тебя замечательные родители.
— Да ладно, — она легонько ткнула меня кулачком в грудь, — они вели себя ужасно. Но на самом деле ты им понравился.
— Я бы так не сказал.
— Ну я же не слепая.
— Нет. Я имею в виду, про то, что я им понравился. Что-то я этого не заметил.
Она хмыкнула и поцеловала меня.
— Твой отец, похоже, от меня не в восторге.
— Просто он за меня переживает.
Потому что он в тебя влюблен.
— Ага, — соглашаюсь я. — Наверно, ты права.
— Не бойся, у них все равно нет права голоса.
— Правда?
— Правда.
— То есть они не лишат тебя наследства?
Хоуп рассмеялась.
— Еще не хватало. Не забывай, я их единственная дочь-натуралка, а значит, что хочу, то и делаю. Полная свобода маневра.
— Значит, удача на моей стороне?
— Я на твоей стороне!
Она целует меня, я отвечаю на поцелуй, и мы начинаем ласкать друг друга прямо на диване, как подростки.
— Пойдем в мою комнату, — шепчет Хоуп.
— Шутишь? Твои родители сидят в гостиной.
— Ну и что, — она засовывает язык мне в ухо, а руку в штаны. — Пошли скорее.
Глава 16
Я добираюсь до дома около семи и вижу Джеда, который, как обычно, развалившись на диване, ест хлопья из коробки и смотрит «Вечерние развлечения».
[5]
Жить с Джедом — все равно что иметь щенка. Когда бы ни пришел домой, он всегда тут.
— Привет, — произносит он с набитым ртом и, заметив мой помятый вид, спрашивает: — Что с тобой?
— Мне в член засовывали трубку, — отвечаю я, плюхнувшись рядом с ним.
— А, цистоскопия, — говорит Джед с видом знатока.
— Тебе делали?
— Нет, что ты. Но я смотрел про нее передачу по образовательному каналу. — С тех пор как Джед стал круглые сутки смотреть телевизор, он неплохо поднахватался знаний. — А зачем тебе ее делали?
— У меня кровь в моче.
— Гематурия, — кивает Джед.
— Ну ты даешь! — удивляюсь я.
— Что там, — он показывает на телевизор, а потом на свою голову, — то и здесь.
— А ты не мог бы оторваться от дивана и принести мне тайленол?
— Не нужно никуда идти, — отвечает Джед, принимается шарить между диванными подушками и спустя минуту достает пузырек алеве. — Иногда у меня от телика болит голова, — поясняет он, заметив мое недоумение.
Я запиваю три таблетки колой из одной из недопитых банок, что громоздятся на журнальном столике.
— И что сказали? — интересуется Джед.
— Нашли какое-то пятнышко, — отвечаю я.
Джед отрывается от телевизора и с минуту смотрит на меня.
— Вот блин, — встревоженно произносит он.
— Может, и ничего страшного.
Он кивает.
— Может. Биопсию сделали?
— Ага.
— Когда будут результаты?
— В пятницу.
