— Ты уже сделал что мог, — сказала она и повесила трубку.
Разговор с отцом был ужасным. Психолог заставила Джулию позвонить ему, и он хотел сразу забрать ее домой, решив, что она забеременела в интернате, но Джулия призналась, что это случилось еще в Мэллаби. Он спросил, кто отец, но она не сказала. Ни тогда, ни потом. В конце концов все решили, что ей лучше остаться в интернате. Здесь она была не единственной беременной ученицей.
Примерно на третьем месяце она начала поглощать сладкое в невообразимых количествах. Это было непередаваемое ощущение. Временами Джулии казалось, что она сходит с ума. Психолог говорила, что это нормально. У беременных часто бывают странные вкусы в еде. Но Джулия знала, в чем дело. Ребенок, растущий у нее под сердцем, унаследовал от Савьера его волшебную тягу к сладкому.
Если Джулии не хватало сладостей, она шла в кафетерий. Там она испекла свой первый торт. И очень скоро научилась печь изумительные торты. Потому что ничего другого ей не оставалось. Это было единственное, что устраивало ребенка. И в самом интернате тоже начали происходить необычные вещи. Когда Джулия пекла по ночам, запахи ее выпечки растекались по коридорам, и девочкам в спальнях — даже тем, кого донимали непрекращающиеся кошмары — обязательно снилось что-то хорошее. Добросердечные бабушки и давнишние праздники на день рождения.
На пятом месяце психолог начала заводить разговоры о том, чтобы отдать ребенка на усыновление. Поначалу Джулия вообще не хотела об этом слышать. Но на каждом занятии психолог спрашивала: «Как ты собираешься растить ребенка одна?» — и в какой-то момент девушке стало страшно. Она не знала, как будет справляться. У нее был один вариант. Она думала, что отец ей поможет. Но когда она заговорила об этом, он сказал «нет». Беверли не хотела младенца в доме.
Схватки начались на уроке французского. Было больно и страшно. Но сами роды прошли очень быстро. Дочь родилась прямо в «Скорой», по дороге в больницу. Джулия чувствовала нетерпение малышки, ее желание вырваться на свободу, и ничего не могла сделать. Как бы ей ни хотелось сохранить в себе дочку хотя бы еще ненадолго, она не могла ее остановить. У ее дочери были собственные устремления и замыслы.
Когда все закончилось, девочка громко расплакалась, а потом принялась хныкать, словно жалуясь, как тяжело ей пришлось в этом пусть быстром, но явно нелегком путешествии. Точно так же старушки в неизменных твидовых пальто недовольно ворчат, как в электричке жарко и душно. Джулия рассмеялась и прижала дочку к себе. Она была очень красивой. Со светлыми волосами и голубыми глазами — в Савьера.
На следующий день отец приехал в Мэриленд и пришел к ней в больницу. Она в последний раз попросила его забрать их с малышкой домой.
Отец стоял в ногах больничной койки, мял в руках бейсболку, ужасно конфузился и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Но он опять сказал «нет». После этого Джулия поняла, что их отношения с отцом больше не будут такими, как раньше. Все изменилось навсегда.
Она все-таки согласилась отдать дочку на удочерение. Это было самое трудное решение в ее жизни. Теперь, когда дочка жила отдельно от ее тела, Джулия знала, что не сможет позаботиться о ней в одиночку. Она даже сама о себе не могла позаботиться.
Джулия ненавидела Беверли за то, что та не захотела ребенка в доме. Она ненавидела отца за то, что он оказался таким слабаком. Но больше всего она ненавидела Савьера. Если бы он любил ее, если бы он был рядом, чтобы поддерживать и помогать, она могла бы оставить ребенка себе. Из-за Савьера она лишилась единственного человека на свете, кому она была нужна по-настоящему. Кого она любила бы всегда, до конца своих дней. Безоговорочно. Безоглядно.
Ей сказали, что девочку удочерила семейная пара из Вашингтона. Джулии выдали две фотографии. Официальный больничный снимок и фотографию, на которой Джулия сидела на койке в палате и держала в руках свою дочку — теплую, мягкую, пахшую розовой свежестью. Джулия спрятала фотографии подальше, потому что ей было больно на них смотреть, но через год, когда собиралась в колледж, нашла их в старом учебнике.
Джулия приходила в себя очень долго. Вскоре после выписки из больницы она опять начала резать руки. Школьный психолог добилась, чтобы ее взяли на все три месяца в летний лагерь от интерната, потому что Джулия была еще не готова ехать домой. Лето закончилось, но Джулия понимала, что не сможет вернуться в Мэллаби так скоро, и отец согласился оставить ее в интернате еще на год. Это был выпускной класс.
На следующий год Джулия подала документы в колледж и поступила. И хотя после рождения дочки уже не пекла торты, за время беременности она многому научилась, так что ее взяли работать в пекарню при универмаге. Отец оплачивал ее обучение, но Джулии хотелось начать зарабатывать самостоятельно.
К тому времени занятия с психологом дали желаемый результат, и когда Джулия думала о Савьере, мир вокруг уже не обращался в разъяренное алое пламя. Она вспомнила, что говорил ей Савьер. Как он мчался домой на запах тортов и пирожных, которые пекла его мама. Это дало ей надежду. Если печь постоянно, быть может, однажды — пусть еще очень не скоро — ее дочка, которая унаследовала от отца феноменальную тягу к сладкому, вернется к ней. И тогда Джулия объяснит девочке, почему отдала ее чужим людям. Но даже если она никогда не придет, до нее все равно долетит любовь Джулии.
Где бы она ни была.
И теперь, спустя почти двадцать лет, Джулия все еще слала в пространство свой неслышимый зов. Она знала, что где-то в мире есть девочка, ее дочка — и это давало ей силы жить. Она совершенно не представляла, как бы жила без этого знания.
А Савьер жил так всю жизнь.
Вот тогда она и поняла, что должна ему все рассказать.
Она-то думала, эти полтора года в Мэллаби были донельзя паршивыми.
Но оставшиеся полгода будут еще хуже.
Кто-то постучал в дверь. Джулия открыла глаза и удивилась, что на небе уже появилась первая звезда, а само небо было чернично-синим. Она встала с кровати и вышла в коридор.
— Джулия? — крикнула Стелла с той стороны двери на лестницу. — С тобой все в порядке? У тебя как-то тихо, я даже волнуюсь. Савьер, кстати, ушел. Если ты этого ждешь. — Она секунду помедлила. — Ладно. Если что, я внизу. Ну, если захочешь поговорить.
Ей было слышно, как Стелла спустилась вниз.
Проходя мимо двери на лестницу, Джулия приостановилась, но все-таки прошла дальше — на кухню.
Торт «Колибри», решила она, включая свет в кухне. С бананами, ананасами, орехами пекан и кремом из сладкого творожного сыра.
Он будет воздушным и легким, и его аромат уплывет вдаль.
Джулия распахнула окно.
Уплывет к ее дочери.
Глава 10
В машине была древняя кассетная магнитола.
Огромный, как корабельный штурвал, руль.
В салоне пахло микстурой от кашля.
