Пока критик рвал и метал, я потихоньку развернул отвергнутую им рукопись. Рокханская вязь тут же сложилась в читабельные слова: «…третья эпоха получила название Энорокох – эпоха Больших Птиц. В это время в Среднем мире обитают гигантские создания – обладающие разумом птицы. Они создают искусственную среду обитания, Дарро, которую населяют животные – черви. По некоторым легендам, Ро Кох (Большие Птицы) создают и скалы. До настоящего времени (эпоха Энадорен) сохранилась единственная птица Рокх – правитель Верхнего мира». Нащупав шнурок с табличкой-наименованием, я выяснил, что передо мной «История Среднего мира».
– По-моему, так вот эта – очень даже ничего книженция, – ткнул я в прочитанный абзац. – Я, по крайней мере, узнал кое-что для себя новое.
Ноал, у ног которого уже образовался целый ворох свитков, шуршавших печально, как опавшая листва, саркастически хмыкнул:
– Табула раса!
– Чего-о? – завелся я с пол-оборота.
– Говорю, в башке у тебя много пустого места – любая финтифлюшка там будет смотреться, как скелет динозавра в полную величину.
– А у тебя там одно дерьмо, – буркнул я сквозь сжатые зубы. – Небось, когда насморк, и сопли текут коричневые…
От дверей донеслось сдавленное хрюканье. Мы с Ноалом одновременно повернули головы, но фер-ди держали каменную морду, тупо пялясь в пространство. Только у правого собачий нос чуть подергивался, словно что-то щекотало его изнутри.
– Пойми, неудачник, – обратился ко мне демиург, будто между нами ничего не произошло, – этому миру не нужна старая, засиженная мухами история. Ему нужно будущее. Я дам ему достойную цель, к которой можно стремиться, и новую, славную историю, летопись побед, которыми будет выложена дорога…
– …в ад, – перебил я зарвавшегося спикера. – У нас тут не выборы, зря суетишься. Интересно, ты именно это избирателям раздарил? Будущие победы?
Ничуть не смутившись, Ноал снова развалился на оттоманке и водрузил пятки на стол:
– Не думаю, что стефы откажутся от крови побежденных, а хаги – от исключительного права торговли на завоеванных гранях. Волосатые барыги давно уже присматривали дешевый путь на Запад.
Я вспомнил свои сплющенные леденцы, и в животе у меня закопошилось неприятное предчувствие:
– Ну, вампов Западом вряд ли прельстишь, они вроде как домоседы.
– Зато любят золотишко, – хихикнул Ноал. – С ними все просто – стоит пообещать новую жилу…
– А люди? – занервничал я. – Ведь они не хотят войны!
– Люди, – захрустел чем-то похожим на высушенные рыбьи глаза демиург, – любят все, что входит в понятие прогресс. Вспомни свою убогую родину! Уже и дышать нечем, и жрут отраву, и от болезней ею же лечатся – а все им мало, все хочется, чтобы было лучше, чем у соседа.
– И что же? – пробормотал я, дожидаясь, пока Ноал проглотит неаппетитное лакомство.
– Да ничего, – тот отер ладони о кимоно и потянулся к ящичкам со сластями. – Пообещал им строительство самой крупной академии волшебства… Ну, вроде этого самого Хогвартса. Инвестиции в развитие человеческой магии, лаборатории, бестиарий… А себя предложил в роли почетного лектора. Пусть забавляются людишки, пока живы.
Я вцепился обеими руками в обивку тахты – они так и чесались от желания сжать пальцы вокруг кое-чьего бледного горла.
– А вот и не выйдет у тебя! С людишками… Они уже приняли мой дар!
– Ты бредишь, – усмехнулся демиург.
– Посмотрим, – голос у меня дрогнул. – Принцесса Кандида подписалась на акте приемки и поставила печать.
Если мои слова и задели Ноала, то он не подал виду:
– Что ж, один голос против трех? И чем же ты соблазнил этот синий чулок?
– Подарил женщине то, чего ей хотелось, – веско уронил я и выбрал из коробочки последнюю печеньку.
– Как интересно! – всплеснул руками красавчик в кимоно. – И чего же хочется женщинам?
– Ну, за всех говорить не буду, – с видом знатока махнул я печенькой, – но вот принцесса спала и видела двадцатипроцентную… как ее… квоту.
– На что же, о Хаос? – Ноал даже пятки со стола спустил.
Я напряг память:
– Не на что, а какую. Женскую. В имперском совете.
Демиург присвистнул и окинул меня таким взглядом, будто у меня из носа вдруг выросли маргаритки:
– Ты что, феминист?
– При чем тут это? – Меня покоробило слово, которое я привык слышать только в женском роде.
– Кому еще пришло бы в голову сделать четырех баб членами главного законодательного органа империи?
– Баб?.. Членами?.. – До меня начало доходить, что значило загадочное слово «квота».
– Именно, – кивнул Ноал и мерзко хихикнул. – Четыре советника в юбках из двадцати… Представляю себе, что сейчас творится в Чертоге!
Тут я не выдержал:
– Подумаешь, советники в юбках! Как насчет негодяя на стриптопелии?! После того, что рассказал Длинное Перо, за тебя вообще только глухой проголосует!
– Какое еще Перо? – Умник беспечно откинулся на оттоманке, но я почувствовал нотку напряжения в его голосе. – И что оно там наболтало?
Я понял, что прокололся, но слово, как говорится, не воробей:
– Одноглазый из твоих исуркхов. Кстати, они больше не твои. Парень все выложил про выкрутасы некоего жадного до власти демиурга.
Черные холодные глаза сошлись на мне, обжигая ненавистью, и на мгновение я поверил, что победил. Но вдруг застывшее лицо расколола гримаса, и смех Ноала заставил висевшие в воздухе свитки испуганно завертеться.
– Ха! Не будь наивным! Неужели ты думаешь, что слова какого-то недотепы с окраины Западного болота заставят вампиров отказаться от свежей крови, а хагов – от бешеной прибыли?! Да что им всем, уютно устроившимся в своем Среднем мирке, до какого-то облапошенного иноземного лоха и его незаконнорожденных ублюдков? В конце концов, – демиург посерьезнел и склонился вперед, уперев ладони в обтянутые кимоно колени, – у конвента есть выбор: преступник, совершивший смертный грех, и бессмертный, слегка смухлевавший в предвыборной гонке. Что тяжелее на весах справедливости? – Ноал поднял руки с коленей ладонями вверх, подержал на одной высоте, а потом одновременно опустил левую и поднял правую. – Ты сам как думаешь?
Я не смог выдержать его насмешливого взгляда и бросил чересчур резко:
– Может, я и нарушил закон, но я никому не врал! Я верю, – мой голос невольно дрогнул, – люди… и не-люди поймут, что тебе нельзя верить, что твои подачки поощряют в них самое низкое и подлое!
Демиург сладко потянулся и заложил руки за голову.
– Дорогой коллега… Очень скоро мы это узнаем. Мне плевать на людей и на то, что я там в них поощряю. Это мелкие, жестокие и порой забавные зверьки, которые нужны мне только как инструменты для достижения цели. Впрочем, я, как и ты, за равноправие. Адорены, то бишь вампиры, и прочие уродцы, которых расплодила тут мамаша Женетт, мне равно безразличны. А теперь отбрось жалкое человеческое лицемерие и загляни в самого себя. Неужели тебе действительно есть дело да каких-то там лиловых горцев-кровососов или расфуфыренных кукол в илламедском дворце? Они мрут каждый день от самых естественных причин. Так неужели что-то изменится, если окочурится парой сотен больше?
