Но дрожь вскоре прекратилась, а разрывы прямо на глазах стали затягиваться свежей плотью – видимо, их судно обладало потрясающей способностью к регенерации. Брокат перестал метаться в воздухе, опустился Нерис на плечо, и она, выронив костяную свирель, пригладила его взъерошенную шерстку; потом села, закрыла глаза и в изнеможении откинулась на борт. Губы ее шевелились, и Дарт, напрягая слух, понял, что женщина творит молитву одновременно на нескольких языках. Знакомые слова фунги складывались в благодарность речным братьям, что вовремя пришли на зов; само собой, не был забыт и Предвечный Элейхо.
Тем временем стайка дельфинов рассеялась, и только трое-четверо крутились у самого дна, над обломками Марианны, будто любопытствуя, что за невиданная вещь вдруг очутилась в их реке. Дождавшись, когда они исчезнут, Дарт вскинул дисперсор, выставил на полную мощность и полоснул лучом по прибрежному откосу. Пласт земли, песка и глины медленно пополз вниз, заваливая воронку, но он продолжал стрелять, пока над водой не поднялся овальный холмик. Потом взглянул на свое оружие: полоска указателя энергии мерцала у самого нуля.
Шепот смолк, глаза Нерис распахнулись.
– Зачем ты это сделал?
– Так нужно, моя госпожа. Нельзя, чтобы в моем бхо устроили логова гнусные твари. Я этого не хочу.
Она пожала плечами и посмотрела на свой джелфейр, уже наливавшийся зеленым цветом.
– Бхо есть бхо… Пока в них бродит жизненная сила, они способны исцелиться от самых тяжких ран и послужить нам сотню циклов, а иногда и больше. Но мертвый бхо… Кому он нужен? Это ведь не разумное существо!
– Мой был почти разумным, – ответил Дарт, глядя на удалявшийся холмик. Левиафан не проявлял никакой активности, их медленно сносило по течению, и вскоре насыпь над могилой Марианны исчезла за излучиной реки.
Женщина занялась его боком, откуда был выдран изрядный кусок: велела лечь, пристроила к кровоточившей ранке Броката, а когда тот насосался, приложила ладошку, что-то пошептала, и ручеек крови иссяк. Затем ожоги и онемевшие места были растерты мазью, и хоть ее воздействие оказалось быстрым и целительным, Дарт все же дотянулся до скафандра, вытащил прилипалу и шлепнул на плечо. Он ел пищу рами и спал с женщиной рами; их метаболизм был, вероятно, близким – но вот насколько близким? Рисковать ему не хотелось.
Но заботы Нерис и тревога на ее лице были приятными. Наблюдая, как просветленная шира то роется в груде свертков, шкатулок и сосудов с целебными снадобьями, то хлопочет над ним, Дарт блаженно усмехался и норовил, поймав ее руки, прикоснуться к ним губами. Когда Нерис, согнав Броката, остановила кровотечение, он полюбопытствовал:
– Тебе привиделось в вещем сне, что моя кровь прольется… Вот и пролилась! Ты знала, что именно произойдет?
Она нахмурилась и покачала головой.
– Элейхо не посылал предупреждения о водяных червях, и значит, это небольшая опасность. Видела же я другое… совсем другое, Дважды Рожденный… Видела битву, большую битву, однако не знаю, кто дрался на нашей стороне – это осталось секретом Предвечного. Но видела, как ты сражаешься с тьяни, как падаешь под их ударами, как тело твое заливает кровь из сотни ран…
«Пожалуй, количество ран – поэтическая гипербола», – решил Дарт, а вслух произнес:
– Выходит, ма белле пети, все главные удовольствия впереди. Битвы, раны и потоки крови… Ты уж постарайся, держи под руками целебный бальзам. И проверь, моя прелесть, не позабыла ли ты его в Трехградье?
Отпрянув, она зашипела рассерженной кошкой.
– Молчи! Шира ничего не забывает! И не тебе, пустоголовый маргар, ее попрекать! Вспомни, кому захотелось полюбоваться ямой, кишащей червями? А в том, что нужное снадобье исчезло, воля Предвечного!
– Амен! – воскликнул Дарт и попытался обнять ее, но она вывернулась с гордым видом и занялась своим мешком. Упаковав добро, Нерис устроилась на носу, кинула гневный взор на обидчика и ткнула пальцем в нервный узел их живого корабля. Левиафан покорно двинулся вверх по течению.
Глядя на ее спину, Дарт думал, что женщины не переносят насмешек, не прощают напоминаний о промахах и не любят, когда копаются в их тайнах. И здесь, и на Анхабе, и на Земле… Особенно на Земле… Сквозь наплывающую дремоту (это трудилась прилипала, впрыснувшая вместе с другими лекарствами успокоительное) виделась ему комната, озаренная свечами, ложе под пышным балдахином и женщина в пеньюаре из полупрозрачного батиста: черты искажены яростью, в руке – кинжал, и лезвие тянется прямо к его шее. Почему? Когда это было и где? Кажется, в Париже… В Париже, столице Бургундии? Нет, Бургундия – герцогство, а королевство звалось иначе… большая и прекрасная страна, в которой множество краев, уделов, местностей… в одной из них он родился – но только не в Бургундии и не в Париже…
Где?
Он закрыл глаза, стиснул кулаки, но вспомнить имя родины не удавалось.
Глава 8
Прошло несколько суточных циклов. Дарт не считал их; на этой гигантской реке пространство и время, слитые вместе, измерялись не днями и пройденным расстоянием, а событиями. Танец мотыльков меж ладоней Нерис; яма с останками корабля и нападение червей; лодка тири, плывущая к низовьям; птероиды, дельфины, декаподы и прочие создания, парившие в небесах или таившиеся в лесу и водах; Глотающий Рот – бездонная лужа, на которую они наткнулись в поисках места для ночлега; деревья смерти, заваленные черепами и костями, – к ним, кажется, приходили умирать животные со всей округи… Эти деревья Брокату решительно не понравились; он раздувал усы, верещал и шипел, пока они не выбрали место для привала в четверти лье от смертоносной рощи. Ее аромат был сладким, усыпляющим, точно в анхабских храмах эвтаназии, и, вероятно, служил таким же целям.
Дважды они видели скользивший над берегом туман, который Нерис называла то очистительным, то божественным. Дарт так и не понял, что это такое – животное, растение либо колония насекомых, спор или каких-то микроорганизмов. Мгла выглядела оранжевой, почти непроницаемой для глаз, воздушной и невесомой, но двигалась против ветра, захватывая территорию в несколько сотен шагов в окружности и поднимаясь до вершин самых высоких деревьев. Движения этой тучи были неторопливыми и как будто осмысленными: оранжевый поток струился вдоль реки, повторяя все береговые очертания и словно облизывая деревья и травы. По словам Нерис, это существо – или облако мелких существ? – не представляло никакой опасности, пожирая лишь мертвую плоть, сухие листья, ветви и гниющие плоды. Видимо, это был санитар или ассенизатор, очищавший лес, удобрявший почву и неспособный повредить живому. Дарт убедился в этом, глядя, как стайка птиц в пестром ярком оперении промчалась сквозь мглу и вынырнула где-то далеко, над лесной чащей, переливавшейся узорчатым малахитом.
Нерис сказала, что очистительный туман обитает в землях криби, рами и даннитов, а в других секторах имеется ему замена – плесень и ползучие мхи. Еще огонь, который не жжет и летает подобно птероиду, но этого ей видеть не доводилось, так как подобные огни встречаются лишь в краю клеймсов, за центральным океаном. Дарт чистил кинжал и шпагу, слушал ее истории, слово за словом постигая язык рами, и думал о том, что мир велик и чудес в нем много.
