- Тебя встретить восхотела, суженый мой! - ласково коснулась запястья Кащея Василиса, предусмотрительно избрав один из немногих участков, не затронутых жуткими струпьями. - Где так долго странствовал? Уж так душенька истомилась без тебя - просто мочи никакой нет!
В холодных змеиных глазах ничего не отразилось. Кащей даже не шевельнулся, продолжая молча ждать продолжения.
- Пряник отдай, дура!… - зашипела на Василису баба-яга.
- А!… - спохватилась та. - Вот тебе гостинец, любый мой, своими руками пекла, сама печь топила, сама тесто месила! Откушай моего угощения, не побрезгуй!
Кащей чуть опустил глаза, глядя на свежевыпеченный пряник. Выглядело творение ратичской княгини на диво аппетитно - в форме морской рыбы с загнутым хвостом, политое медом, украшенное изюминами и кедровыми орешками. Теплый еще, только что из печки. А уж запах до чего дивный!…
- Что ж, не откажусь, - пожал плечами бессмертный царь, откусывая пряничной рыбе голову.
Василиса затаила дыхание, глядя, как кошмарный старик жует чародейский пряник, напичканный Симтарин-травой. Подействует ли?…
Пергаментные губы медленно смыкались и размыкались, отправляя в высохшую глотку кусок за куском. По мертвому лицу Кащея ничего нельзя было понять - нравится ли ему, не нравится?…
По мере того, как убывал пряник, Василиса напрягалась все сильнее и сильнее. Вот уже и последняя крошка исчезла…
- Как, по нраву ли угощение?… - не выдержала она.
Кащей стоял неподвижно, словно бы к чему-то прислушиваясь. Он медленно, со скрипом повернулся к Василисе и посмотрел на нее каким-то новым взглядом. В мертвых глазах мелькнуло что-то странное - как будто бы легкая тень живого чувства. Бессмертный царь приоткрыл рот и раздумчиво произнес:
- Странно. Я что-то испытываю. Что-то такое, чего не испытывал уже очень давно.
- Что же, Кащеюшка? - полюбопытствовала баба-яга.
- Не уверен точно. Но это отдаленно напоминает любовь. Да, я положительно уверен, что испытываю нечто вроде любви к моей молодой жене Василисе. Странно. Сейчас проверим.
Кошмарный старик приблизился к красавице-княгине вплотную. Холодные струпные пальцы легли ей на щеки, заставив вздрогнуть и брезгливо поморщиться, отвратительная харя-череп начала медленно пододвигаться, тонкие губы дрогнули, впервые после очень, очень долгого времени пытаясь сложиться в трубочку…
Василиса обреченно закрыла глаза.
Глава 32
Ночь легла на Владимирское княжество. Тишь и темнота - лишь кустодии стоят у ворот, лишь стрельцы ходят дозором на стенах.
Посреди огромного двора ветер шелестел листьями старого дуба. Меж ветвей виднелись настороженные кошачьи глаза, а у толстых корней восседал седовласый старец в белоснежном одеянии, неспешно перебирающий струны великолепных гуслей.
Друзья мои! В сей час полнощный
Придут к вам в гости две сестры.
Лень и Отеть с их силой мощной
Раскинут в разумах шатры.
О дивный дух блаженства ночи!
О чистых звезд благой покров!
Любой, кто неги сладкой хочет
Отдаться власти их готов.
К чему возня, тоска, суетность,
В час поздний тьмы и тишины?
Отринем же пустую тщетность,
Нас до зари обнимут сны.
Не так уж много в мире совершенства,
Но нет на свете истины мудрей:
Во сне таится истое блаженство,
Ложись, закрой глаза и спи скорей.
Лишь тот сегодня спать не станет,
Кто призван свой исполнить долг,
Невесту в новый дом доставит
Лихой бродяга Серый Волк.
Мерные убаюкивающие трели, сопровождаемые медовым напевом, плыли над владимирским кремлем, словно бы окутывая его толстым пуховым одеялом. Те, кто крепко спал в своих постелях, умиротворенно улыбались - песнь вещего Бояна навевала им добрые сновидения. Те же, кто бодрствовал, усердно зевали и терли слипающиеся глаза, охваченные дивными грезами наяву.
- Ты что же это делаешь, старый хрыч? - прошипели сверху. - Пакостишь втихаря, да?!
Звякнула цепь - огромный кот осторожно спускался по стволу. В дубовой коре остались глубокие следы от когтей.
- Князь же на меня подумает! - возмущенно оскалился Баюн, усаживаясь рядом и колотя хвостом по земле.
На плечо старца опустилась могучая лапа. Однако тот даже не подумал отпустить струны - чудесные гусли продолжали источать усыпляющие звуки. Старого Бояна нимало не смутило то, что ужасные когти, медленно выползающие из пазух, уже прорывают тонкую ткань рубахи, почти касаясь кожи.
- Конечно, подумает, я для того именно здесь и сел, - кивнул он. - А тебе не все ли равно? Тебя он так и так не любит. За дело, кстати.
- Сука ты старая… - проворчал Баюн. - Небось, ты этим охотничкам на меня наводку дал, да?… Конечно, больше некому… Дятел бородатый, давно надо было тебя растерзать да сожрать…
- Ладно, не серчай уж, - светло улыбнулся вещий певец. - Все равно я старый, жесткий и невкусный. Вот, испей-ка лучше со мной пития медвяного… Князь-то тебя, небось, без ужины оставил?…
Кот Баюн с недоверием посмотрел на огромный жбан медовухи, припасенный Бояном, немного подумал, философски пожал плечами, пододвинул напиток поближе и принялся лакать.
- Ты на долгую «ижицу» больше налегай, - лениво посоветовал он, облизывая перепачканные усы. - Для «спокойственных» песен это полезно.
- Учту, - кивнул Боян. - Может, тоже подпоешь?
- Щас, докушаю… Да ты тоже присоединяйся - мне одному скучно…
Сонно чмакающие губами кустодии опирались друг на друга, чтобы не упасть. Само собой, никто из них не заметил смазанную тень, промелькнувшую в какой-то паре шагов.
Матерый волколак, похожий на не в меру выросшего и раздавшегося в плечах псоглавца, принюхался к воздуху и без разбега сиганул на стену главного княжеского терема. Он с легкостью перебрасывал себя все выше и выше, зацепляясь одними только кончиками мохнатых пальцев, и тут же вновь отцепляясь, взлетая к следующему окну. Не всякой белке удалось бы вскарабкаться так легко, как это делал Яромир.
Добравшись до последнего поверха, волколак на некоторое время замер, повиснув под крышей, принюхался и вновь пополз по гладкой стене, цепляясь за еле видимые выемки и трещины. Дважды оборотень чуть не сорвался - но все обошлось.
Яромир перелетал от окна к окну, задерживаясь ровно настолько, чтобы потянуть носом и швырнуть себя дальше. Но вот наконец поиск увенчался успехом - чуткие ноздри ощутили пряный, чуть сладковатый аромат. Очень знакомый - именно так пах платок княжеской дочери, не подумавши отданный Всеволодом. К ее запаху примешивался чей-то еще - и тоже ужасно знакомый… только вот чей?…
