- Что?…
- Я всего лишь исполнил твое желание - теперь ты моя единственная супруга. Других больше нет. Ты довольна?
На плечо тихо плачущей Василисы опустилась ледяная ладонь. Кащей неуклюжим жестом попытался погладить волосы своей последней жены, но та невольно отдернулась.
- Можешь не благодарить меня, - невозмутимо посмотрел на нее кошмарный старик и повернулся к дрожащим служанкам, сбившимся в кучку. - Вычистить здесь все. Трупы убрать.
- А ку-ку-куда их?… - робко пролепетала какая-то мордвинка.
- Куда хотите. Мне все равно.
Глава 36
Над Андроновой рощей заходило солнце. Совсем рядом, на опушке, встал лагерем свадебный поезд тиборчан. Распряженные лошади неспешно щипали пожухлую осеннюю травку, от костров веяло ароматным дымком. Поезжане готовили вечернюю трапезу.
Десятник Суря, стоящий в дозоре, отстегнул от пояса глиняную баклагу и приложил ее к губам, с удовольствием ощущая на языке чуть кисловатый вкус ядреного кваса. При этом он не забывал зыркать туда-сюда глазами - хоть и спокойно все вокруг, а только бдить все равно надо…
- Завтра уж в Галич въезжаем… - взбил пуховую подушку Фома Мешок, укладываясь на дно повозки. - Что, дружка, как по-твоему - отстали владимирцы?
Яромир не ответил.
- Я думаю - отстали, - продолжал рассуждать боярин. - Уж три дни не видно их, не слышно… Поди перетрусили, испугались твоих фиглей-миглей чернокнижных… А то из Владимира гонец до них прискакал - мол, заворачивай обратно, братва, князь передумал… А, дружка, как по-твоему?… Дружка?… Эй, дружка?…
Над краем повозки показалось заросшее бородой лицо. Боярин недоуменно оглядел отходящий ко сну лагерь - Яромира видно не было.
- Ванька!… - постучал по бортику боярин. - Эй, Ванька!…
Из-под повозки высунулись встрепанные лохмы младого княжича. Иван широко зевнул, утер нос рукавом и сонно спросил:
- Э-а?…
- Бречиславки братца не видал?…
- Не-а…
- Марфута! - крикнул Фома, наваливаясь на бортик всей грудью. Повозка качнулась, едва-едва не опрокидываясь под тушей грузного боярина. - Марфута!
Из соседней повозки высунулось толстощекое блинообразное лицо. Боярыня Марфа строго посмотрела на муженька и пробасила:
- Да не видала я твоего Ярему, дурак пузатый! Поди, по нужде отошел! Спи давай, неугомонный!
- А что там случилось?… - приподнялась рядом с ней голова княжны Елены.
- Достукался, дурачина?! - всплеснула руками боярыня. - Оленку разбудил! Спи, спи себе, Оленушка, то мой муженек разоряется невесть с чего… Языком ему, вишь, почесать не с кем - уж на что дружка княжеский терпелив, так и то сбежал от него куда подальше!
- Ладно, заглохни, курица бестолковая… - злобно пробурчал боярин, уже сам не радуясь, что растревожил этакое осиное гнездо.
- Курица!… Ишь, нашелся тут!… - возмущенно пыхтела боярыня. - А ты спи, Оленушка, спи! Разбудили мою бедняжку…
- Да ничего, тетушка Марфа, ничего… - вежливо ответила княжна. - Ой, смотри, какая огромная сова!
- Это не сова, это филин, - негромко поправил десятник Суря. - Ишь, здоровущий-то…
- Ну, филин, ну и что с того?… - Боярыня проводила крылатую тень равнодушным взглядом и широко зевнула. - Он-то как раз днем спит, а ночью добычу промышляет… А людям ночью спать полагается!
Яромир тем временем все больше углублялся в рощу. Чуткий нюх оборотня уловил слабый-слабый запах - как будто рыбы испорченной душок. Среди припасов поезжан рыбы нет. Рек-озер поблизости тоже не намечается - неоткуда этакой гадостью пахнуть.
Однако Яромиру хорошо помнилось недавнее столкновение кое с кем, кто смердит именно так…
В волчьем обличье обонянье сразу усилилось во много раз. И теперь Яромир уже не сомневался - лембои! Да немало - как минимум полусотня! Чем дальше он уходил в чащу, тем сильнее пахло тухлой рыбой… ну, не рыбой, конечно, просто очень похоже. Лягушечье мясо, вон, вкусом курицу напоминает - а разве ж лягушка курице родня?…
Осторожно выглянув из-за куста, огромный волк злорадно усмехнулся. Так и есть - лембой. Правда, всего один. Видно, караульщик - остальные поблизости прячутся. Надо проследить…
Лембой ничем особенным не отличался. Лицо бледное, полы неправильно застегнуты - а в остальном точь-в-точь человек. Слежки не замечает - идет спокойно по ночному лесу, не торопится, по сторонам не смотрит. На палку суковатую опирается.
Яромир тихо-тихо крался за кустами, с каждой минутой все больше недоумевая - да где же остальные-то?! Пахнет несколькими десятками, а видно всего одного! Остальные что ж - невидимки?
Понемногу волколак начал серчать. Он сделал вокруг неспешно бредущего лембоя несколько кругов, на глаза тому по-прежнему не показываясь. Ни рядом, ни поодаль других лембоев не видно, не слышно. Да и не пахнет почти. Чуть отдалишься - уже запах слабеет. Будто этот единственный своих товарищей по карманам рассовал…
И тут Яромир замер, охваченный ужасной мыслью. Уже не мудрствуя зря, он выпрыгнул из зарослей, сбил лембоя с ног, в кувырке оборачиваясь волколаком, и люто прорычал:
- Где остальные?!!
Лембой, прижатый к земле тушей матерого чудища, ошалело крутил глазами, разевая рот, как рыба в сетях, и ничего не отвечал.
- Где остальные, падаль?!! - встряхнул его за плечи человек-волк. - Откуда вонь такая?! Говори, не то глотку вырву!
Лембой наконец опомнился. Он посмотрел в глаза оборотня, горящие желтым огнем… и рассмеялся. Сухо, язвительно, словно радуясь чему-то. Бледная рука медленно-медленно полезла за пазуху и вытащила оттуда… грязную тряпку.
Яромир, уже изготовивший когти - вдруг нож выхватит! - опустил лапу и недоуменно нахмурился. Тряпка, покачивающаяся перед носом, была насквозь мокрой и ужасно смердела тухлой рыбой - как будто на нее помочилась сразу сотня лембоев…
- Не может быть… - ахнул оборотень, чувствуя, как сердце обрывается и летит куда-то в пропасть.
- Обманули… кх-х-х… обманули… - злорадно проскрипел лембой, все еще тряся вонючей тряпкой.
В следующий миг он замолчал. Ужасная пасть волколака резко опустилась, единым рывком вырывая у нечисти кадык, и уже мертвый лембой обмяк, роняя злополучную ветошь.
Яромир взлетел с трупа, точно подброшенный катапультой. Кувырок в воздухе - и вот уже огромный волк с окровавленной пастью что есть духу мчит сквозь заросли, едва касаясь земли лапами.
А в голове стучит одна только мысль - поздно, поздно, уже поздно!!!
Молодой гридень, стоящий в карауле, сонно клевал носом. Спать хотелось нестерпимо. Мешал только грозный десятник, сидящий на пенечке в какой-то дюжине шагов, да страшенный храп, доносящийся из-под большой повозки. То княжич Иван почивает - ничего не скажешь, здоров молодец храпеть! Коли он уснул - так никто уж больше не уснет!
